Роковая дама треф

Да, это была она! Ее выразительные, пламенные глаза, ее глубокий, звучный голос, ее неизменное актерство производили огромное впечатление на публику и надрывали душу Ангелины. Она была так потрясена внезапно сбывшейся, уже измучившей ее мечтой: найти мадам Жизель и сквитаться с ней, что даже не сразу и обрадовалась. А когда наконец осознала, что произошло, то ринулась вперед с удвоенной энергией, расталкивая дюжих торговок и могучих ремесленников, и вдруг вспомнила, что у нее нет никакого оружия, а бросаться на мадам Жизель и душить ее голыми руками вряд ли стоит, ибо если та крикнет, что на нее напала русская шпионка, то толпа набросится на Ангелину и разорвет ее в клочки – к полному удовольствию мадам Жизель. Поэтому она все же смирила себя и долго еще стояла, слушая злобные словоизвержения старой мегеры, которая не стеснялась в выражениях, описывая зверство русских над пленными французами, причем от эпитетов, которые срывались с ее уст, становилось стыдно не только женщинам. Ангелина еще в бытность свою беспамятной Анжель обнаружила, что когда эта утонченная аристократка выходит из себя, то всякий пьяный мужик, всякая баба, торгующая на базаре, выражаются пристойнее, чем она. Так что в этом мадам Жизель не изменилась, невольно усмехнулась Ангелина, замечая, что чепец явно велик графине д’Армонти, да и платье на ней с чужого плеча, а под глазами умелой рукой наложены темные тени, придающие этому еще красивому лицу страдальческое выражение. Но не похоже было, чтобы графиня так уж бедствовала! Это была ее очередная маска… И Анжель убедилась в этом, когда, откричавшись, мадам Жизель выскользнула из толпы и, пройдя несколько улиц, села в весьма презентабельный экипаж с кучером в ливрее. На счастье Ангелины, поблизости оказался наемный фиакр, потому ей и удалось проследить путь мадам Жизель до самого Мальмезона. Но понадобилась целая неделя времени и уйма денег, дабы выяснить, что графиня д’Армонти (странно, что она в очередной раз не изменила имя!) является одной из ближайших наперсниц бывшей императрицы и постоянно живет в Мальмезоне.

Не сразу сложился план. Сначала Ангелина лелеяла мечту пасть в ноги бывшей государыне и, открыв ей всю подноготную графини д’Армонти, молить о правосудии, но Оливье высмеял ее – и вдобавок высмеял очень жестоко:

– Вы, русские, все в душе крепостные, знаете только одно: надеяться на милость барина. Ну сама посуди: чего ради Креолка [80] отдаст тебе свою подругу? Кто ты для нее? Русская, одержимая местью француженке? Да она глазом не моргнув отдаст тебя Фуше [81], ибо мадам Жизель трудилась в России на благо своей родины, а ты… совсем наоборот! Тут надо придумать что-то другое, и лучше всего будет не устраивать общественное судилище, заранее обреченное на провал. Какая-то у тебя болезненная страсть к драматическим эффектам, публичным обличениям, выяснениям отношений… Я прекрасно помню, какую сцену вы закатили на берегу Березины, непременно решив расставить все точки над «i». Но охрана Мальмезона может оказаться проворней и поставит свинцовую точку в твоей очаровательной головке. Лучше пускай наш Всевышний судья предъявляет мадам Жизель обвинения там, на небесах, а наше дело – метко и вовремя ударить эту мерзавку отточенным кинжалом. Конечно, еще надо ухитриться и самому живым уйти.

– Нет, – решительно возразила Ангелина. – Нет, этого не будет.

– Чего именно, неразумная? – постучал Оливье согнутым пальцем по ее лбу.

– Ты не будешь принимать в этом участие, я сделаю все сама, – заявила Ангелина с такой решительностью, что Оливье понял: спорить бесполезно.

Он уже знал, что, когда глаза Анжель вот так темнеют, меняя свой нежный фиалковый оттенок на цвет грозовой тучи, с нею лучше не связываться. Давно миновали времена, когда он вез по заснеженной России запуганное, покорное, а главное – такое молчаливое существо. Со временем Анжель пришла в себя и частенько демонстрировала Оливье твердость и даже жестокость своего характера, а уж язычок ее стал воистину острее бритвы. Особенно дерзка она стала с тех пор, как овдовела и получила немалое наследство после мужа, и хотя Оливье тоже кое-что перепадало, случались и неудачные дни, когда он от души проклинал себя за все свои затеи с завещанием тетушки Марго. Что поделаешь, он уже натворил множество глупостей из-за Анжель и ничуть не сомневался, что натворит их еще немало.

Так оно и вышло, ибо не кто иной, как Оливье организовал «великое похищение фиалок», которые затем были вывезены за пределы Парижа и сброшены в Сену, к великому изумлению жителей южных предместий, решивших, верно, что вся рыба в Сене обернулась фиалками. Все было проделано необычайно четко, все вроде бы предусмотрели, даже то, что в момент появления «цветочницы» бывшую императрицу отвлекут под каким-нибудь предлогом, – однако кто же мог представить, что Ангелину будет ждать самая настоящая западня? Ведь нет сомнения, что мадам Жизель не только знала об обмане с фиалками, но и ждала именно Ангелину! А Моршан? Откуда взялся Моршан?!