Рок умер – а мы живем

– Понимаешь, пришло наше время. Мы как раз с тобой в том возрасте, когда нужно действовать. Потом ведь, если сейчас в стороне останемся, проклинать себя будем, не простим… Ведь нас, наше именно поколение, так объ… так обманули. Не обманули даже, а просто послали… Вспомни восемьдесят седьмой, восемьдесят восьмой, всё это кипение. «Взгляд», «Музыкальный ринг», «Ассу», пластинки… А в итоге кем стали? Кем нас сделали?.. И где мы живём вообще? Ничего у нас нет, даже государства нет. Одно лицемерие: «Мы строим сильное государство»… А на самом деле…

– Погоди-погоди! – перебил Чащин. – С чего это ты о государстве забеспокоился? Ты же вроде бы анархистом был.

– Я и сейчас анархист. Я своим принципам… я от них не отступаю. Но на данном этапе нужно возродить государство. Вернуть, как было до Горбачёва. Ну, как до Ельцина хотя бы. Ведь когда всё рухнуло? В девяносто первом. Согласись. И государство, и рок, и анархизм, и вообще смысл всего… Вспомни, что до этого… Как мы седьмого ноября в восемьдесят девятом шли по Питеру, а? Сколько нас было! Тысячи с чёрными знамёнами. Сила. Армия!.. А драку на Арбате из-за картины? Помнишь, лодка, а в ней Горбачёв, Лигачев, ещё там кто-то… Как на этого художника налетели, и мы за него впряглись. Помнишь, Денис? Блин, как она называлась, картина эта?

– «Коммунистический ковчег». – Чащин, конечно, всё помнил.

– Во, точно! Эх, как тогда всё бушевало, каждый день что-нибудь приносил. А теперь – болото. Последние кочки топят… Я дома на свой «ВЭФ» «Эхо Москвы» ловлю, слушаю, как тогда Севу Новгородцева. Больше и слушать нечего. Всё зачистили…

– Дим, извини, – вздохнул Чащин, – я устал сегодня, ничего не понимаю. Кто зачистил, кого… И, честно говоря, твои пенсионерские стенания слушать не хочется.

– Да это не пенсионерские!.. Ладно, я коротко, по существу. Так, давай по капле…

– Я не буду.

– Символически. Я вот о чём… Заметил, какой сейчас год и месяц?

– Какой?

– Январь две тысячи пятого. Ровно сто лет первой русской революции.

Чащин усмехнулся, и Димыч сразу сорвался с более-менее спокойного тона:

– Да, Дэн, да! Числа – великая вещь! Давай за новую революцию. Давай! Долой гнилую стабилизацию. Она – смерть!

– Слушай, мне надоело…

– Хорошо. Всё. Ладно… – Димыч посмотрел Чащину в глаза, улыбнулся. – Я очень рад, что мы вместе. Не думал вообще, что ещё когда-нибудь с тобой… Думал, навсегда… Я скучал очень… У меня ведь, Денис, ближе тебя никого нет. Честно.

Чувствуя, что душевно размякает, сдаётся, Чащин поджал губы, но не выдержал, тоже улыбнулся.

– Правда, Денис, – продолжал Димыч. – Мы же с тобой с самого детства, всё вместе прошли, жили, считай, одинаково. И вдруг так… десять лет не виделись.

– Ну какие десять. Я в девяносто восьмом приезжал на Новый год. Ты доволен был тогда жизнью, работой. Жениться, кажется, собирался.

– Не надо. Всё в дерьмо превратилось. Всё – блеф. Не жизнь. Знаешь, я понял, наше поколение никогда покоя не найдёт, комфорта. Точно тебе говорю. Вот смотри – кто из нашего поколения успешным стал? А? Ни в политике никого, ни в искусстве. Ни одного рок-музыканта достойного. Все или старше, или младше. Согласись. Да хотя бы из нашего класса… Вообще из тусовки. Никого благополучного. А ведь были же настоящие… Помнишь Ваньку Бурковского, Шнайдера, Владьку? Блин, Владьку жалко! Он же нам рок открыл, я считаю, вообще людьми нас сделал. И что? Сторчался в семнадцать лет. А Ванька… Они жить не хотели как все, по всем этим законам, поэтому и ушли. Поняли просто – или не жить, или продаться. А ведь такие парни! Помнишь?..

– Да помню я, помню! – не выдержал Чащин. – Но толку-то вспоминать? Многое было, прошло, жалко. И что теперь? Жить надо.

– Эх-хе. – Димыч вздохнул с укором, налил себе водки, выпил в одиночку. – Жить… Только я что-то не ощущаю, что мы живём. Да, жили когда-то, а последние годы… Плющит, с кровати встать невозможно. – И снова посмотрел в глаза Чащину, как-то с мольбой посмотрел. Спросил тихо: – У тебя не так? Денис?

И Чащин не посмел соврать:

– Так. – Но тут же спохватился: – Но это не от каких-то поколенческих дел зависит. Это у всех… Взрослая жизнь началась…

– А смысл? Смысл какой?

Чащин усмехнулся; Димыч сделал вид, что не заметил. Торжественно наполнил рюмки, но пить не предложил. Сказал примирительно:

– Не будем философствовать. Это ничего не даст… У меня к тебе предложение. Ради этого я и приехал… Только ты сразу не отвергай. Подумай. Это очень серьёзно всё. Мы, может, и на свет появились, чтоб… – Уловил, что Чащин опять раздражается, заторопился: – В общем, давай группу возобновим. У меня тут ребята, музыканты отличные…

– Да вы сговорились, что ли?!

– Что? С кем сговорились?

– Нет, так… Всё, я спать пошёл. У меня завтра работа… – Чащин поднялся.