Рок-н-ролл под Кремлем

– Тремор? – на хорошем английском поинтересовался молодой человек, заметив некоторое дрожание в верхних конечностях иностранца.

– В некотором роде, – ответил Вульф.

– Лучше пивка, – сказал Жан.

– Спасибо, не надо, – содрогнулся американец.

– Тогда рассолу. А сверху – водка.

– Раз-соул? Что это такое?

И молодой человек поделился с ним рецептом русского народного средства против похмелья. Бармен оказался хорошим знакомым Жана и быстро соорудил запотевший стакан помидорного рассола с плавающими горошинами перца и кусочками лаврового листа. Под это дело тут же подали свежий стопарик и чашку острого и густого говяжьего бульона. Вульф заметно оживился. Он спросил, экспортирует ли Россия в Соединенные Штаты этот замечательный напиток, как его… Раз-душа, два-душа… О, рассол. О, конечно. Правильно.

– Нет, – ответил Жан. – Это стратегическая продукция.

Жан поинтересовался в свою очередь, чем принято похмеляться в Америке. Вульф ответил: аспирин. Тогда Жан, не размазывая кашу по длинному столу, поведал американцу о том, что есть разница, существующая между рассолом и аспирином, и есть разница, существующая между официальным и неофициальным курсом обмена доллара на советские рубли. Да, и эта разница идентична. Просекаете? Грубо говоря, по официальному курсу вы платите за стопарик два доллара, а по неофициальному – пятнадцать центов. Вы чем вообще интересуетесь? Керамикой? Иконами? Ага, русской архитектурой позднего Средневековья. Отлично. Каталог «Церкви Замоскворечья» на английском по официальному курсу обойдется вам в сто семьдесят долларов. Он же может обойтись вам в сорок пять по неофициальному, а если обратиться к нужным людям, с коими Жан знаком, то и вообще в смешную сумму – тридцать долларов. Чувствуете разницу?.. Так сколько у вас с собой валюты? Нет-нет, никакого криминала здесь нет, поскольку вы имеете дело с Жаном, а здесь вам любой скажет, что на Жана можно положиться, поскольку он профессионал и человек в высшей степени порядочный. Итак, сколько?..

Спустя два часа Кертис Вульф был замечен в квартире на Бронной, известной среди определенной части москвичей своими стенами, обклеенными «Московскими Ведомостями» за 1911-й год. Перед Кертисом стоял стол, на столе – вмиг опустошенная бутылка «Белой лошади», еще бутылка с полуободранной этикеткой, несколько пустых тарелок и нечищенная луковица со следами надкуса. Вульф сидел на табурете, Жана уже не было, но рядом с ним сидел солидный мэн по имени Профессор и еще человек двадцать разного народу, многие прямо на полу. Было очень сильно накурено.

С противоположной стороны стола в профиль к Вульфу сидел невысокий молодой человек с гитарой. Он пел голосом Луи Армстронга, только выше на кварту, и непривычно выкрикивал слова, как Джон Леннон, а Профессор вполголоса переводил Вульфу, о чем он поет. Что-то про коней, которые очень требовательные. Или капризные? Не очень понятно. Возможно, Профессор неправильно переводил, потому что всем остальным очень нравилось. Когда песня закончилась, Вульф вышел в другую комнату, где была открыта балконная дверь. Он стоял на балконе, свесив голову вниз, а рядом по-прежнему находился Профессор и продолжал переводить. Потом он замолчал и внимательно посмотрел на Вульфа. До Вульфа постепенно дошло, что это был не перевод, это был вопрос, связанный с недавней демонстрацией в Каунасе, где жители требовали отделения Литвы от Советского Союза.

– Я не знаю, – тихо сказал Вульф. – Плохо понимаю.

– Еще бы, – сказал Профессор. На подбородке у него была бородавка, из которой росли волосы. Но он их подстригал. – Нормальному человеку, живущему в нормальной стране, этого не объяснишь. Семерым лоб зеленкой намазали, двенадцати воткнули по «червонцу» с конфискацией, больше сотни разметали по колониям с разными сроками и последующим поражением в правах… И за что? За что, я спрашиваю?

Вульф признался, что не знает, что означает на сленге «зеленка» и «червонец», но общий смысл ему был понятен. Он вспомнил, что в Вашингтоне недавно арестовали тысячу человек во время последнего антивоенного марша. Дубинки, газ, водометы и прочие радости. Да, были еще резиновый пули!

– Ерунда это все, пропаганда. – Профессор подозрительно посмотрел на него. – А вы что, коммунист?

Нет, сказал Вульф, я не коммунист, я хотел только узнать, где тут у вас клозет. Дабл-ю-си. Туалетная комната, м-м? Профессор сплюнул вниз и махнул рукой. Вульф поблагодарил и пошел в указанном направлении. Там было несколько дверей, разрисованных маслом в стиле «авангард», но все они оказались заперты. За одной кто-то блевал, за другой надсадно стонали: то ли там кого-то душили, то ли занимались сексом. Из кухни вылетали клубы дыма и хриплый голос молодого человека, он пел уже другую песню, ему подпевали.

Вульф вышел на лестничную площадку, спустился во двор и быстрым шагом направился к стоянке такси.

* * *

– Почему для выборочного контроля был выбран именно Кертис? – спросил начальник отдела по работе с иностранцами, глядя на своего заместителя без особой приязни.