«Один из учителей закона, желая проэкзаменовать Иисуса, спросил:
— Учитель, что я должен делать, чтобы заслужить вечную жизнь?..
— Что об этом говорится в законе? — спросил Иисус. — Как ты там читаешь?..
— «Полюби Господа Бога твоего, всем сердцем твоим, всей душой твоей, всем разумом твоим»… и «ближнего своего возлюби, как самого себя».
Иисус сказал ему:
— Ты ответил верно. Поступай так, и ты придешь к вечной жизни.
Но тот сказал:
— Какая заповедь важнее всех?.. Что скажешь ты?
Иисус ответил:
— Вот наиважнейшая заповедь: «Бог един, и нет никого другого, кроме Него»…
«Возлюби дыхание Бога в себе, — всем сердцем своим, всеми помыслами своими… И в ближнем своем, — как в самом себе».
Законник, не желая отступать, спросил:
— А кто мой ближний?..
На это Иисус сказал:
— Один человек шел из Иерусалима в Иерихон и попал в руки разбойников, которые забрали себе его одежду, избили, и ушли, оставив его, полумертвого, лежать на земле.
Случилось так, что той дорогой проходил священник. Увидев избитого, он прошел мимо, не остановившись, чтобы помочь ему.
Проходил тем же местом также богослов, — он обошел избитого, и оставил его одного.
Через то место проезжал и самаритянин, — увидев ограбленного, он пожалел его. Склонился над ним, омыл вином и смазал оливковым маслом раны, посадил на своего осла, привез на постоялый двор, и там также заботился о нем.
Уезжая на следующий день, он дал хозяину постоялого двора два динария и сказал: «Ухаживай за ним, и если этих денег не хватит, я доплачу тебе на обратном пути».
Кто из этих троих, по-твоему, оказался ближе к человеку, пострадавшему от разбойников?
Законник сказал:
— Тот, кто проявил заботу.
— Старайся поступать так же, — сказал ему Иисус»
Все горняцкие поселки чем-то похожи друг на друга. Может быть, запахом подземной пыли, которой пропитан в таком поселке каждый дом. Или особой повадкой шахтных людей, которые не от земли кормятся, не от того, что на ней растет, а — от ее недр.
Конечно, все люди, собственным потом зарабатывающие свой хлеб, тоже похожи. Чем бы не занимались, выращиванием этого самого хлеба, ткачеством, или добыванием угля.
Но у горняков — своя стать. Подземная…
Этот поселок был горняцкий. Даже зимой, когда снег вьюгой пробегал по главной улице, покачивая редкие фонари на столбах, — видно было, по всей обстановке, что дело жителей этих домов, слева и справа от главной улицы, ходить под землю.
Но с запахом творилось что-то не то, — его не было.
Не было и коренастых мужчин с черными кругами, отметинами подземелья, у глаз. Не было брошенных на плечо кирок и отбойных молотков. Не было перепачканных грунтом совковых лопат и прочей механизации. Ни вагонеток, ни экскаваторов и большегрузных машин.
Стоял только в это раннее утро у дома двухэтажного с колоннами, которые в пятидесятых и шестидесятых годах двадцатого века возводили в горняцких поселках, как кинотеатры и центры художественной самодеятельности, — стоял только у этого дома, на котором теперь виднелась надпись: «Казино и ресторан — Астория», одинокий полноприводный «Джип». Больше ничего из механизации в этот ранний час на улицах не совсем обычного поселка, разглядеть было нельзя.