Рок

Доказательств было предостаточно. В 1994 году Академия медицинских наук отмечала свой 50-летний юбилей. Как заведено, к правительственным наградам представляются наиболее заслуженные лица из состава организации-юбиляра. Естественно, при всем своем отношении ко мне президиум академии не мог не представить к награждению одного из старейших по стажу академиков, да еще известного во всем мире. Я не думал об этом представлении, меня уже давно не волновали ни награды, ни звания. 29 октября утром я получил очень теплую телеграмму от моих югославских коллег и друзей, в которой они сообщали об избрании меня почетным членом Сербской академии наук. Конечно, мне было приятно узнать о признании моего вклада в науку со стороны еще одной иностранной академии. Вечером на приеме по случаю 70-летия академика Ю.М. Лопухина меня отвел в сторонку президент медицинской академии В.И. Покровский и, смущаясь, сказал: «Ты уж извини, мы тебя представляли к награде, но Борис Николаевич из списков награжденных тебя вычеркнул». Находясь еще под впечатлением утренней телеграммы, я, к удивлению Валентина Ивановича, улыбнулся и ответил: «Ну что же, президенту страны виднее заслуги каждого из нас». Мне действительно было безразлично в тяжелом 1994 году, получу я награду от президента Б. Ельцина или нет.

Другое подтверждение пришло немногим больше чем через полгода, когда у Ельцина развился первый инфаркт миокарда. Я хорошо запомнил тот жаркий летний день 10 июля 1995 года, потому что вся наша бывшая министерская команда встретилась на дне рождения моего бывшего заместителя В. Громыко под Москвой в Протасове, в поселке объединения «Микрохирургия глаза». Встреча была непринужденной: все, включая и хозяев, С. Федорова, В. Громыко, были раскованны, вспоминали прошлое, обсуждали будущее. В хорошем настроении, что редко бывало в тот период, довольно поздно мы вернулись домой.

Я уже давно отвык от ночных вызовов и не сразу среагировал на упорные звонки телефона. Не сразу сообразил, кто говорит, хотя голос был знакомый. Звонила Таня Павлова, как она всегда себя величала, хотя ей и было уже за сорок, — диспетчер спецотдела теперь Президентского медицинского центра (в прошлом — 4-го Управления). Она взволнованно сказала: «Евгений Иванович, я срочно выслала Вам машину. В тяжелом состоянии поступил пациент Григорьева, и Вас срочно просят приехать». Я понял, что речь идет о Ельцине, потому что со времен, когда я еще был начальником управления, диспетчера не называли фамилий пациентов, а в разговоре ссылались на фамилию лечащего врача. А. Григорьев был врачом Ельцина.

Я, зная отношение ко мне Б. Ельцина, был удивлен, что меня приглашают на консилиум. Видимо, дела плохи, подумал я, если решились на это. На всякий случай еще раз переспросил: «Таня, ты не ошибаешься?». — «Да нет же, Евгений Иванович, мне сказали, чтобы я Вас срочно нашла». Не успел я собраться, как раздался новый звонок. Опять говорила Павлова: «Евгений Иванович, Вы извините, но меня попросили передать, что необходимость в Вашей консультации отпала». — «Ну вот видишь, Таня, что я тебе говорил, ты поспешила со звонком».

Утром не успел я приехать на работу, как раздался звонок и я услышал голос академика А. Воробьева: «Евгений Иванович, мы бы хотели подъехать к Вам, посоветоваться». Через 30 минут ночной консилиум во главе с академиком А. Воробьевым, а также моими старыми знакомыми Е. Гогиным, И. Мартыновым, доктором А. Григорьевым обсуждали в моем кабинете вопрос о лечении тяжелейшего инфаркта, который возник у Ельцина в ночь с 10 на 11 июля 1995 года.

Эта история только подтвердила характер отношения Б. Ельцина и его окружения ко мне. А тогда, в августе 1991 года, видимо, кому-то на всякий случай надо было как-то дискредитировать меня.

Сегодня вся история вызволения или спасения Горбачева из Фороса командой под руководством А. Руцкого выглядит столь нелепой, что смахивает на комедию. Войска уже вышли из Москвы, было ясно, что так называемый путч провалился, когда под охраной автоматчиков привезли Горбачева, которому никто не угрожал. Конечно, это был жест, который должен был всем продемонстрировать, кто спас президента. Спас человек, которого он преследовал — Ельцин. Но это лишь общая предыстория ситуации.