— Куда ты идешь? — спросил Иг и схватил ее за плечо в тот самый момент, когда она пыталась пройти мимо него.
Меррин качнулась и ударилась о столик. Она была пьяная. Они оба были пьяные.
— Иг, — сказала она. — Рука.
Только тогда он осознал, как крепко сжимает ее плечо, впиваясь пальцами с такой силой, что чувствуется кость. Чтобы разжать руку, ему потребовалось сознательное усилие.
— Я никуда не убегаю, — сказала Меррин. — Мне нужно немножко привести себя в порядок. — Она указала на свое лицо.
— Мы не кончили нашего разговора. Ты мне многое еще не рассказала.
— Если и есть вещи, которые я не хочу тебе рассказывать, — сказала Меррин, — это из лучших соображений. Просто, Иг, я не хочу, чтобы тебе было больно.
— Поздно задумалась.
— Потому что я тебя люблю.
— Не верю.
Иг сказал это в первую очередь, чтобы причинить ей боль, — положа руку на сердце, он не знал, верит ей или нет, — и почувствовал дикий прилив восторга, увидев, что добился успеха. На глаза Меррин навернулись слезы, она покачнулась и схватилась за столик рукой, чтобы сохранить равновесие.
— Если я что-то от тебя скрываю, то это чтобы защитить тебя. Я знаю, какой ты хороший. Ты заслуживаешь лучшего, чем получил, связавшись со мной.
— В конце концов, — сказал Иг, — мы в чем-то согласились. Я заслуживаю лучшего.
Меррин ждала, что Иг скажет что-нибудь еще, но он не мог, ему снова не хватало воздуха. Она повернулась и стала пробираться сквозь толпу к женскому туалету. Наблюдая за тем, как она уходит, Иг допил свой мартини. В этой белой блузке и перламутрово-серой юбке она смотрелась очень хорошо; Иг видел, как несколько студентов повернули вслед ей головы, затем один из них что-то сказал, а другой рассмеялся. Игу казалось, что кровь его сгустилась и течет очень медленно; он ощущал пульс, колотящийся в висках. Он даже не осознавал, что около их столика стоит какой-то человек, не слышал, как тот сказал «сэр», и даже его не видел, пока этот парень не нагнулся и не заглянул ему в лицо. У парня была фигура культуриста, его белая спортивная теннисная рубашка туго натягивалась на плечах. Из-под костистого уступа лба выглядывали маленькие голубые глазки.
— Сэр, — повторил он, — мы должны попросить вас и вашу жену покинуть заведение. Мы не можем допустить, чтобы вы оскорбляли наших сотрудников.
— Она мне не жена. Просто баба, которую я иногда трахал.
— Я не хочу слышать здесь такие выражения, — сказал здоровый мужик (бармен? вышибала?). — Употребляйте их в другом месте.
Иг встал, нашарил свой бумажник, положил на стол две двадцатки и направился к двери. Его охватило ощущение собственной правоты.
Скоро она вернется и застанет столик пустым. Его отсутствие скажет ей больше, чем мог он надеяться выразить словами, если бы остался. И не важно, что он на машине и должен вроде бы отвезти ее домой. Она уже большая, может взять такси. Не в этом ли главный смысл ее траханья с кем-то другим, пока он в Англии? Доказать, что она взрослая?
Иг в жизни своей еще не был так уверен, что поступает правильно, и, подходя к двери, услышал нечто вроде аплодисментов, топанье ног и хлопки ладонями, звучавшие все громче и громче, пока он наконец не открыл дверь и не увидел хлещущий с неба ливень.
К тому времени, как Иг добежал до машины, его одежда была хоть выжимай. Он подал машину назад даже прежде, чем включил фары. Он включил «дворники» на максимальную скорость, и они стали бороться с дождем, но вода все бежала потоком по ветровому стеклу, искажая контуры предметов. Он услышал треск, обернулся и увидел, что въехал в телефонный столб. Он не стал выходить, чтобы взглянуть на повреждения, такая мысль даже не пришла ему в голову. Зато перед поворотом на шоссе он посмотрел в боковое окошко и сквозь струи воды, текущие по стеклу, увидел Меррин, стоявшую футах в десяти, крепко обхватив себя за плечи, чтобы меньше мокнуть. Ее волосы свисали мокрыми тесемками. Она проводила его жалкими глазами, но не подала никакого знака, чтобы он остановился, вернулся, подождал. Иг поддал газу и уехал.
За окном мелькал мир, импрессионистская вакханалия зеленой и черной красок. Ранним вечером температура поднялась до девяноста восьми градусов, чуть-чуть не доходя до трехзначных чисел. Кондиционер был врублен на полную с самого утра до настоящего момента. Иг сидел в потоке холодного воздуха, смутно сознавая, что уже дрожит в своей мокрой одежде.