Можно – да, в любом без исключения роддоме! – отказаться, потребовать объяснений, действительно ли (и чем именно) оправданы действия медиков. Роженица – не пленница, не наложница, не рабыня. Ваше тело и ребёнок в нём – всё это только ваше!
Ещё как! Можно отказаться от всего. Ещё раз: от всего! Даже от ребёнка, не то что от профилактики. Вы и в роддоме – в любом! – остаётесь свободным человеком. Если сами того хотите, конечно.
Но спору нет, позиция жертвы порой так удобна…
Секретик: женщины с диагнозом «вагинизм» орут как резаные, стоит лишь притронуться к их половым органам. И таких даже в родах не осматривают, представляете? И они могут пройти идеально. У меня в практике попадались.
Почему простагландины редко (или вообще не) используют доктора естественного направления? Писала уже: эффект непредсказуем. Начнётся то ли вялая родовая деятельность – которая в большинстве случаев понятно к чему приводит, – то ли неукротимая, адская, как правило невыносимая, чего часто не выдерживает плод, испытывая гипоксию от искусственно усиленных схваток.
И такой «выход» доктор предлагает далеко не самому ещё зрелому ребёнку с аномальной КТГ? Логично?
Думаем. Смелее.
М-да. Полагаете, доктор хочет? Женщине за себя, за собственное тело, за своего ребёнка – не хочется, а доктору за всё чужое – должно хотеться? Чего вы тогда ожидаете в результате? Каких чудес, каких радужных единорогов?
Врач на работе. И не факт, что на любимой. А вы живёте вашу единственную и неповторимую жизнь, и рождаться из вас будет такая же – уникальная. Приходящая только раз. Один-единственный.
Слабость родовой деятельности – самый частый диагноз в роддомах.
Но настоящая слабость встречается редко. Чаще всего она возникает как ответ тела и психики на страхи. Внешние, исходящие от системы, и внутренние – когда сама женщина боится родов и боли.
Слабость, как ни грустно, в основном не от истинных причин.
Помните о своей безусловной свободе.
Она не так уж недостижима, как порой кому-то кажется.
Про обломки и надежды
У новорождённого нет какого-либо мнения о мире. Никаких ожиданий. Религии. Политических убеждений. Социальной и моральной позиции. Понимания, как всё устроено, как принято. Знания, как правильно, а как – нет. Ощущения своих прав, неких обязательных данностей.
Например, должны ли у него быть родители?
(Я вот росла с бабушкой и дедушкой, принимая такое положение вещей за данность. И не понимала, что мне не хватает многих очень важных вещей. Только потом, когда выросла, осознала глубину и невосполнимость потери.)
Нормально ли лежать в одиночестве и отчаянно плакать? Или правильно – когда тебя гладят, обнимают и убаюкивают нежные мамины руки?
Новорождённый не знает. Его сознание – чистый белый лист. Где жизнь потом напишет каждому своё. Разное.
У каждого на нём запечатлена собственная история. Кого-то в детстве любили, кого-то не замечали, кого-то травмировали… А скорее – всё сразу. Каждого кто-то любил, а кто-то обижал и травмировал. Иногда это один и тот же человек или одни и те же люди. Каждый отхлебнул из своей «чашки боли».
И постепенно мы выстраиваем своё собственное представление о мире – как что в нём устроено. Пристраиваемся, притираемся. Создаём свой маленький мир: логичный, понятный, предсказуемый.
Но иногда эти по кирпичику возведённые стены рушатся – и происходит внутренний кризис.
Например, очень религиозный человек во всём разуверяется и перестраивает своё мышление. И говорит себе и окружающим: теперь я вижу и чувствую совсем по-другому!
Когда-то я познакомилась с бывшим протестантским пастором, который вдруг увидел в себе напластования лжи. И решил стать абсолютно, предельно, кристально честным – везде и во всём. По-настоящему, до конца! И что же? От него отвернулись все друзья, ушла жена, с ним прекратили какое-либо общение родители. Одиночество длилось год. А потом оказалось, что и таким, какой есть на самом деле, он тоже кому-то нужен.