Родом из ВДВ

Но затем по инициативе Алексея они плавно вернулись к стихам, он улавливал, что эта тема ей приятна, а значит, сулит больше расположения к нему, если только он постарается стать добросовестным слушателем.

– А что Есенин, ты любишь его стихи, или это дань земляку?

– Вообще-то и то и другое. И третье – у меня скоро выпускной экзамен, и я готовлюсь.

– Так ты школьница?! – спросил Алексей с нескрываемым удивлением и, может быть, даже коротким всплеском невольного, неподконтрольного разочарования. А ведь он, как последний дурак, до этого самого момента не верил в рассказ сослуживца.

– А что, непохоже? – парировала Аля запальчиво, с задором, и щеки ее зарделись едва видимым на смуглой коже румянцем. Но, будто отвлекая внимание, юная собеседница легко коснулась волос, словно поправляя их, и глаза Алексея невольно упали на оголенное запястье, нежное и гораздо более светлое, чем кожа на других, открытых участках тела.

– Мм… не похоже, – признался Алексей, – ты выглядишь, мм… взрослее.

Он сказал неуверенно, боясь, что это может ее обидеть. Но она то выглядела полностью сформированной девушкой, то казалась ребенком. Косвенным, неоспоримым свидетельством юного возраста были формы: уже подмеченный узковатый таз, слишком маленькая грудь и, если приглядеться внимательно, совсем детский, нежный пушок на округлостях щек. В сравнении со взрослой, даже худощавой женщиной она казалась тощей акселераткой. Зато взгляд ее был совсем взрослый, сформированный, уверенный, рассудительный, глубокий. Такой же были походка, манера держать себя, жесты, лишенные вычурности и манерности, но информативные, принадлежащие скорее маленькой женщине, а не перезревшему подростку.

– Мы уже пришли, я живу вон в том доме. – С этими словами девушка коротким взмахом руки, словно желающая упорхнуть птица крылом, невнятно указала на одну из серых однотипных многоэтажек, каких предостаточно в любом большом городе. То ли не хотела, чтобы он сразу знал много, то ли сделала жест непреднамеренно резким.

И тут только Алексей заметил, что они прошли пешком почти всю улицу Маяковского.

– Аля, скажи, – спросил Алексей осторожно, – ты не против, чтобы мы еще встретились?

И после этих слов он затаил дыхание, как будто решалось что-то невыносимо важное, ключевое для его жизни. Аля прищурилась, глубоко проникнув внутрь него испытующим взглядом. «Не может быть, чтобы она была такой юной», – подумалось Алексею.

– С тобой интересно спорить, но… – Тут сердце у него сжалось. – У меня выпускные и… вступительные.

– Я обещаю, что не буду злоупотреблять твоим временем, у меня самого ведь тоже крайне жесткий распорядок. Может быть, в следующее воскресенье, а?

Аля кивнула в знак согласия и уже собиралась уходить, как вдруг у Алексея екнуло сердце.

– Аля, ты не дала мне свой телефон… – тут он помедлил, – ну… на всякий случай. Все-таки у военных бывают свои необъяснимые и непредвиденные повороты, а я хотел бы непременно знать, как тебя найти.

Один миг она колебалась, и Алексей видел, как по миловидному личику птицей скользнуло сомнение. Но уже в следующее мгновение она улыбнулась и сказала: «Запоминай!» после чего довольно быстро продиктовала номер и, не дав курсанту опомниться, направилась к дому своей легкой решительной походкой, в которой покачивания ее узковатых бедер были едва уловимыми предвестниками пробуждающейся женственности. Правда, пройдя несколько шагов, Аля неожиданно обернулась и бросила ему теперь уже совсем ласково, с обнадеживающим жестом прощания рукой:

– Пока… Проверим твою память.