Родом из ВДВ

– Терпи, Игорек, это все временно. Прими как стихийное бедствие. И запомни: воздушно-десантная подготовка и тактика. Это то, что надо командиру. Тактика, чтобы командовать и понимать команды. ВДП, чтобы не угробить технику и людей при десантировании. Все! А эти глупости, разбивание кирпичей, лопание досок руками, метание саперных лопаток – это все забудь. Это ребячество, баловство! У нормальных это проходит, как только получают лейтенантские погоны. Запомни, дорогой мой, война выигрывается не лопатками и бицепсами, война выигрывается мозгами. Ты – будущий командир, так что думай! Вижу, отец будет гордиться тобой, когда в отпуске тебя увидит…

Подобный монолог, только в ином наборе слов, у дяди повторялся в каждый приход Игоря, местами менялись только предложения, иногда добавлялись несколько новых слов. Но смысл Игорю был ясен, как и неизменный сценарий короткого увольнения: плотный обед с десертом, горячая ванна и несколько часов сна, пока дядя с тетей смотрели телевизор. Затем Игорь на короткое время присоединялся к ним, но с наступлением темноты беспокойство само собой нарастало в нем. И позже, когда дядя отправлялся на прогулку с боксером, беспечно-игривым, прыгучим, повсюду развешивающим слюни, маршрут прокладывался мимо ворот училища – Игорь, естественно, был без увольнительной. И ему порой казалось, что отношение дяди к нему приблизительно такое же, как к этому душевному псу, которому видавший виды полковник, с ласковой усмешкой говаривал: «Ну, чё ты хочешь, дуралей?», когда тот пронзительно и преданно заглядывал хозяину в глаза перед прогулкой. А дуралей восторженно помахивал обрубком хвоста, смотрел, как на бога, иногда ухитрялся лизнуть шершавым языком не менее шершавую щеку пытающегося увернуться хозяина. Ради прогулки пес готов был откликаться на любую кличку, и Игорь за это-то и недолюбливал собаку – начало радости боксера означало конец его собственного короткого отрезка блаженства. Они с псом были на равных в восприятии действительности. То был период, когда Игорю сложно было судить о превратностях человеческой привязанности, и через двенадцать лет после тех тоскливых уходов в расположение роты, получив известие о смерти дяди, Игорь долго с мрачной отстраненностью размышлял об этом. Дядя сошел в могилу ровно через полгода после того, как его по старости покинул пес, до последних дней по-щенячьи любивший хозяина…

Глава вторая

(Рязань, РВДУ, январь 1986 года)

– Ну не сволочь Утюг! Вот так взять, оставить свой кусок работы и урыть!

Алексей повернулся к Игорю, лицо его было искажено гримасой негодования. Двоим им предстояло перемыть более сотни кастрюль и не менее пяти сотен различных тарелок – от плоских металлических до маленьких фаянсовых из-под масла. В маленькой мойке клубился гадливо-удушливый пар, смешанный с кислым запахом гниения, плесени и пищевых отходов. Изъеденные грибком стены мойки наводили непроглядную тоску, и только у единственной лампочки радовала глаз обнадеживающая радужная полоска света. Игорь периодически щурился на нее, словно играя с электричеством, и каждый раз она казалась иной – то наивной, то игриво веселой.

После гневной тирады Алексей бросил Игорю пустую кастрюлю и потянулся за следующей, чтобы отработанным движением освободить ее от объедков и затем опять ловким броском отправить товарищу. На улице стояла глубокая холодная ночь, они же старались работать как можно быстрее, «шуршать», как называлось это в РВДУ, чтобы успеть еще вздремнуть час-другой до рассвета. Игорь с интересом слушал товарища, с легким напряжением следя за его руками и лишь изредка вглядываясь в лицо собеседника. И подумывая иногда: «Эх, Леша, Леша, и чего так переживать из-за пустячного события?» Игорь не менее искусно расправлялся с кастрюлями в баке с моющей пастой, а затем отправлял их во второй бак с почти кипяченной водой, над которой висело еще одно, более плотное облачко пара. Друзей отделяло друг от друга около трех метров узкого продолговатого помещения мойки. Оба были в темных рубахах-робах, которые швами неприятно напоминали телу о себе и о незамысловатой роли их владельцев в этой азбучной схеме. Рукава по локоть закатаны, руки – в жирных разводах от остатков пищи и грязной пленки с поверхности воды. Но ни это, ни даже периодические брызги жирной воды в лицо ничуть не смущали. Потому что друзья уже успели усвоить: обращать внимание на мелочи – значит лишить себя сна.

– Да ладно, Леш, пусть испытает судьбу, тебе жалко, что ли? – ответил Игорь и с лукавым прищуром поглядел в лицо товарищу в тот момент, когда тот бросал ему очередную грязную кастрюлю. От пара лицо Алексея изрядно раскраснелось, на нем читались озабоченность и досада, а то и злость на Утюга. Лоб под взъерошенной челкой пересекла глубокая борозда, но не было ясно, то ли он возмущен уходом Осиповича, то ли тайно завидует его беспечно аморальному решению. Работая, Игорю было забавно наблюдать за товарищем, но мысли его жили отдельно от резвых рук.