Родительский дом

Все про всех знала Лукерья. Чекан часто заставал у нее девок и баб. По знахарству и ворожбе в Малом Броде ей не было равных. В чулане на жерди висели травы от «сухоты и ломоты», от «плохих снов и видений», от «измен и мужеских немощей», а в памяти старухи хранилось великое множество нашептываний, заклинаний, наговоров.

— Ну, что же, пойду объясняться, — подымаясь с постели, неохотно сказал Чекан.

Пурга густо сыпала и крутила по улицам пухлые хлопья снега.

Однообразно, безлюдно вокруг. И тихо. Даже слышно, как шумит закрученный ветром снег.

Заснеженные фасады домов стали наряднее, светлее и будто щурились на прохожего: не подойдет ли, не постучит ли в окошко?

Это наружное добродушие было обманчиво. Постучись-ка, попробуй, и сразу донесется из ограды остервенелый лай цепного пса, грубый окрик хозяина: «Чего надо опять?»

Поравнявшись с двором Согрина, Чекан увидел вышедшего оттуда Кузьму Холякова. Если бы тот, как обычно, попросту повел себя, Чекан не остановил бы на нем свой взгляд и прошел бы дальше. Но Холяков отшатнулся, сделал шаг назад, затем пошел навстречу медленно, как бы увязнув ногами в сугробе, а чтобы согнать с лица растерянность, сдвинул шапку к затылку, ощерил зубы в улыбке.

— Раненько куда-то направляешься, Федор Тимофеич? — спросил, подходя вплотную. — И меня вот тоже нужда-то гонит ни свет ни заря заниматься делами.

Чекан не принял его оживленного тона.

— Какая же у тебя нужда к кулаку? Может быть, дружбу заводишь?

— Как бы ты поступил? — взглянул Холяков. — Завтра надо в город за товаром подводы отправлять. Ведь сам же указываешь: в потребительской лавке того нету, другого нету, а у Ергашова есть! При таком положении разве отобьешь к себе покупателей, выдержишь конкуренцию с частным капиталом? А пошто так? Пото, что частный торговец в город гоняет за товаром по два-три раза в неделю, покамест мы собираемся да налаживаемся. У меня же в потребиловке своих коней нет. Волей-неволей приходится со стороны нанимать. Та же нужда-неволя и заставляет к богатым идти на поклон. Я, конечно, сознаю, — непорядок это, вроде не по-партейному, но уж лучше пусть меня партейцы побьют, чем стану я срывать доставку товаров.

— А у бедняков и середняков кони разве повывелись? — не намереваясь давать спуску, спросил Чекан.

— Конь коню рознь! — с ударением произнес Холяков. — Я в прошлый раз Михайлу Суркова сколько упрашивал: поезжай-де, Михайло, все же хоть и не высокий, но заработок. И ни в какую не договорился. Боится, что на своем коне, с возом-то, в первом же сугробе завязнет. Вдобавок, каждый мужик хочет коня приберечь к вёшне, чтобы не сидеть потом, не горевать в борозде. А у богатых кони справные. Вот Прокопий-то Екимыч сам, безо всякой просьбы предложил услуги: «Давай-де подряжусь на поездку и дорого не запрошу!»

— А ты «благодетелю» сразу обрадовался? — иронически заметил Чекан.

— Если нельзя, так могу отказать!

Холяков подошел ближе, и от него нанесло перегаром самогона.

— Как откажешь, если уже успел договор «обмыть»? — строго спросил Чекан.

— Есть маленько, — не смутился Холяков. — По обычаю.

— Сегодня рюмка с кулаком по обычаю, завтра еще повод найдется, а дальше покатишься сам, вплоть до измены партийному долгу, — сурово предупредил Чекан, отворачиваясь и уходя прочь. — Придется все же на очередном партсобрании потребовать с тебя объяснение!

— Ну, мне теперь что в лоб, что по лбу, — тихо сказал про себя Холяков, оставшись один на дороге. — Иного выхода нету…

Обернулся бы он в этот момент назад, наверно, приметил бы выглянувшего в окно горницы Согрина.