Внутренне схватившись кто за голову, кто за сердце, мы с Аллой стали менять условие: «…А у Гали на 3 ромашки меньше». Это, однако, не ликвидировало всех вопросов. Нужно ли писать тире
– Вот, например, нужно сложить 7 и 3, – рассказывает Дима. – Но если ты сложишь 7 + 3, это будет неправильно. Нужно складывать так: 7 + 2 + 1.
(Я в этот момент ему не поверил, стал спорить, но дальнейшие примеры убедили меня в том, что он говорил правду.) А если нужно сложить 6 и 4, то нужно складывать 6 + 2 + 2. Вот, например, Ольга Ильинична спрашивает:
– Сколько получилось?
– 10.
– А как ты считал?
– 6 + 4.
– Садись, неправильно. А ты как считал?
– 6 + 1 + 1 + 1 + 1.
– Садись, неправильно! А ты? – 6 + 2 + 2.
– Правильно!
– Ну, а ты как считаешь? – спросила Алла.
– Ну, я вообще-то считаю 6 + 4, но когда у меня спрашивают, отвечаю, что считал 6 + 2 + 2, – сказал Дима и сам засмеялся от того, какой он хитрец.
Видимо, методика обучения счету состоит в том, чтобы идти по натуральному ряду с шагом 1 или 2. Возможно, для тех детей, которые еще совсем не умеют считать, это и имеет какой-то смысл. Но это тупое чудовище (я имею в виду школу – учителя в этом не виноваты) заставляет всех повиноваться своим примитивным принципам. И некуда деться!
Святослав Рихтер «Школу я ненавидел» [33]
Святослав Теофилович Рихтер (1915–1997) – выдающийся советский и российский пианист, культурный и общественный деятель, один из крупнейших музыкантов XX века.
Когда знакомишься с судьбой творческого человека, пытаешься понять, что в детстве способствовало его будущему успеху. Обстоятельства и причины оказываются очень разными.
Мы увидим, что в случае Святослава Рихтера это было счастливое сочетание нескольких вещей. Во-первых,
С другой стороны, и это, судя по всему, оказалось фактором столь же сильным,
В Одессе мы жили в немецком квартале. Отец служил регентом церковного хора – он ведь еще и на органе играл – и одновременно вел в консерватории класс фортепиано.
Я читал запоем. В свои десять лет или около того я просто глотал книги. Матушка корила меня за нелюбовь к Толстому, и это чистая правда, его я не читал, но обожал Гоголя, которого начал читать совсем еще маленьким, и Диккенса тоже… Меня завораживал Метерлинк – конечно, «Пелеас и Мелисанда» и еще «Принцесса Мален».
Поэзия начала волновать меня позднее. Я попрежнему страстно люблю Расина, Рембо, Шекспира, Пушкина и Пастернака, но это та форма художественного выражения, которую моя голова не удерживает, что же касается прозы, то я храню в памяти все, что прочел.
Я всегда столько читал, что однажды (много лет спустя, уже в Москве, во время войны) органист и композитор Александр Гедике сказал кому-то: «Непременно скажите Р-р-рихтеру (он произносил „р“ на немецкий лад), что читать на ходу на улице опасно!» Где-то в городе он столкнулся со мной, но я был так поглощен «Поэзией и правдой» Гете, что не поздоровался.