Родимый край

На столе появились кувшин с молоком, стаканы, хлеб, а в тарелке — яйца, еще теплые, сваренные вкрутую и уже очищенные. Илья и Стеша завтракали. Хусин тем временем подседлал на колхозной конюшне застоявшегося, просившего дорогу, неспокойного гнедого жеребца и птицей улетел к мосту. Пыль, вспыхивая из-под копыт, длинной строчкой протянулась по узкой аульской улочке,

— Охо-хо-хо… И чего один ускакал? — , бурчал дед Абубекир, подслеповатыми глазами провожая внука. — В ущелье надо спешить, в ущелье… Вот когда я был молодым…

Часа через два гнедой скакун, екая селезенкой и гоняя боками, появился во дворе, Хусин сбил к затылку державшуюся на шнурке войлочную шляпу и соскочил с седла. Быстрыми шагами, как человек, исполнивший очень важ. ное и трудное поручение, вошел в кунацкую, неся узел, перехваченный веревкой. Улыбнулся Илье и Стеше, и его горящие глаза и улыбка говорили: «Вот видите, как все просто! А вы беспокоились, думали, что нельзя ничего сделать, а я сел на коня и все сделал!» Бросил на лавку узел и сказал:

— От Лизы вам посылка! Молодец твоя сестренка, Илюша! Мигом все сообразила. И о брате тоже побеспокоилась! Костюм и рубашку тебе передала!

.—. Что в хуторе? — спросил Илья,

— Спокойно! — Хусин был взволнован и несказанно рад, что сумел помочь друзьям. — Только в Стешином доме переполох! — И к Стеше: — Твой папаша на мотоцикле бегает; в милицию ездил, все вас разыскивает. — Хусин рассмеялся. — Пусть поищет! У черкесов есть поговорка: ищи ветра в горах!

— Не в горах, а в поле, — поправил Илья. — Ну, пусть в поле! Какая разница! — со смехом ответил Хусин. — Сейчас ни в горах, ни в поле вас уже не изловить. Верно я говорю?

Илья посмотрел на узел и на грустно молчавшую Стешу,

— Хусин, теперь можно ехать?

— Чудак! Зачем уезжать на ночь? — Ху-сину стало жарко, он сорвал шляпу и вытер ею мокрый лоб. — Переночуете, а на рассвете поедем. Надо же нам как следует подготовиться! Да и потанцевать охота… А как же? Свадьба и без танцев?

Желая показать, что у него еще много всяких забот и хлопот и что все, что еще нужно сделать до отъезда, он сделает, Хусин теми же быстрыми, решительными шагами вышел из кунацкой, сел в седло и уехал. Снова наши беглецы остались одни. Не зная, как скоротать время и чем заняться, они прошли в садок, В листьях прятались еще не зрелые, но уже покрасневшие ягоды, мелкие, как горошинки. День был жаркий, над аулом палило солнце. Где-то далеко звенела наковальня и часто, как молот, постукивал, наверное, на мельнице, однопоршневой двигатель.

Хусин привел парня по имени Анзор. У парня курчавая голова, не чуприна, а добрая черная папаха. Брови густые, слитые на переносье, не брови, а черная стежка, Хусин сказал, что Анзор недавно вернулся из армии и является лучшим шофером в ауле; что его грузовик готов отправиться в самую трудную дорогу; что и знамя, и цветы, и кумачовые ленты приготовлены; что гармонистка Лейла скоро придет сюда, чтобы показать Илье и Стеше, как она умеет играть на гармошке. Стыдливо потупив взгляд, Хусин голосом тихим, виноватым добавил:

— В легковой машине, как на беду, председатель уехал в Черкесск и вернется только завтра к вечеру… Да оно в грузовике и лучше! — уверенно заключил он. — На грузовике и знамя пристроим так, что оно будет видно за десять верст, и гостей увезем побольше, и вообще наглядно…

Хусин и Анзор о чем-то горячо спорили на своем языке. Хусин злился, покрикивал. Анзор что-то сердито отвечал, сжимал на переносье брови-стежечки, а потом тряхнул чубом и быстро, не оглядываясь, ушел со двора.

— И что за человек этот Анзор! — сказал Хусин. — Я попросил поставить грузовик во дворе, чтобы все было готово, а Анзор обиделся… Ведь надо же все подготовить с вечера…

В конце дня с работы пришла Кулица. Еще у ворот, робея и стесняясь, Хусин что-то негромко говорил матери. Илья не понимал черкесских слов, но догадывался, что речь шла о нем и о Стеше. Кулица не стала слушать сына, поставила у порога ведро и подошла к гостям. Приветливо улыбнулась, и в ее ласковых, в мелких морщинках глазах Илья читал: вы меня не бойтесь, я ведь тоже была молодая, и я все понимаю… Обняла Стешу, прижала к груди, как это делают только черкешенки, когда хотят пожалеть, приголубить дочь. Хусин осмелел и весело сказал:

— Мамо! Это Илья, брат Лизы… А это Стеша, невеста Ильи, она тоже из Прискорбного…