Родимый край

— Ну да, ну да… Моему Антоше без города нельзя. — Посмотрела на гостя и на сына ласковыми глазами матери, улыбнулась. — Поясните мне, старой женщине. Скажите, можно или' не можно достичь красивой и счастливой жизни, к каковой мы идем, ежели к ней добровольно не все устремляются?

— Вы говорите, мамаша, о строительстве коммунизма? — деловым тоном уточнил Савва Нестерович. — Правильно я вас понял?

— Ну да… Допустим так: один человек строит, достигает, старается, сил не жалеет, а другой не трудится, не стремится, не старается и живет, где хочет и как хочет. Так можно дойти до счастья?

— Вопрос поставлен ребром! — Савва Нестерович встал из-за стола, подошел к окну и начал закуривать. — Я хочу уточнить. Вы говорите о дисциплине и обязательствах перед обществом? И чтобы не было вольницы, то есть анархического самовольства… А что вы сами думаете об этом? Это же очень интересно… Что скажет рядовая труженица?

— По моему вразумению, не можно так жить, чтобы вольному воля, спасенному рай, а скаженному чистое поле. — Опять та же добрая улыбка и те же ласковые материнские глаза. — Требуется, сынки, и принуждение…

— Какое принуждение? — обиделась разрумяненная Надя. — Не согласна! Коммунизм, мамо, мы строим не по принуждению, а по велению наших сердец… Разве этого вы не знаете?

— Зх, дочка, дочка, если бы на деле было так, как ты говоришь!.. — Евдокия Ильинична тяжело вздохнула. — А то как получается? Кто везет, того и погоняют, а кто не везет и не тянет, тот живет в свое удовольствие. Кто куда хочет, тот туда и заворачивает. Один идет в лес, а другой по дрова, и нету промеж ними дружности. Один человек день в день старается на коммунизм, сил не жалеет, а другой вольничает, хитрит да мудрит, а третий выискивает местечко полегче да поудобнее, метит в начальники. Хоть какой паршивенький начальник, а все же над людьми власть. Ох, как же много, сынок, порасплодилось на свете начальников… — Она весело посмотрела на гостя.

— Без вас, мамо, разберутся, много или мало, — еще больше краснея, перебила Надя. — Мамо! Я и забыла! Ведь нам пора к зубному технику…

— Не перебивай, Надя, — сказал Антон… — Это же критика снизу,

—: Я вас критикую? — удивилась Евдокия Ильинична. — Да такого у меня и в думках не было. Я только говорю… Вот был у меня, к примеру, случай. Женщина-инвалидка принесла жалобу насчет пенсии. Как я есть депутатка от нашего хутора, то и нотребовала эта инвалидная старуха, чтоб я пошла с ее жалобой в район. Ну пошла, и вот уж где повидала, посмотрела всякого! Можно обойтись бы одним начальником, а их помещается два, а то и три. И люди собой важные, чистенькие, вежливые, сидят за столами, а решить пустяковое дело не могут. Нету, говорят, у нас полномочий. Поезжай, говорят, тетка, в край… Это их у нас в районе сколько сидит. А в крае еще больше… И каждому подавай плату за труды, подавай обеспеченность, и чтобы поесть у него было по-вкуснее, и чтоб одеться получше.

Ах, Надя, Надя! И что за женщина такая догадливая! Удивительно, какое у нее острое чутье. Другая слушала бы болтовню словоохотливой старушки и не замечала бы, что разговор этот ни к чему, да еще и в присутствии Саввы Нестеровича. А Надя не только все это заметила, не только догадалась, но и поняла, что разговорчивую свекровь необходимо увести, а то, чего доброго, она обидит и оскорбит Савву Нестеровича. А может, уже и обидела и оскорбила? Да и кому нужны эти рассуждения о жизни? Никому! И Надя, любезно улыбаясь Савве Нестеровичу, извинилась, сказала, что их ждут важные дела у зубного техника, ловко и тактично увела Евдокию Ильиничну. В соседней комнате, куда они вошли, Надя продолжала улыбаться, говоря матери, что вот с этой минуты и начнется то, что Евдокии Ильиничне так нужно и так важно, и Надя сделает все, чтобы мать была довольна. Потом она попросила пополоскать в ванной рот, а после этого усадила Евдокию Ильиничну перед окном в кресло. Чем-то железным, твердым постукивала, надавливала десны, оттопыривала щеки.

— Мамо! — сказала она весело. — Зубы у вас завидные! Все целые, за исключением двух передних. Поставим несколько пломб, ликвидируем щербину, и ваш рот будет в наилучшем виде… А сейчас мы пойдем к специалисту по щербинам.

— Больно будет? — осведомилась Евдокия Ильинична, чувствуя во рту неприятный привкус спирта.

— Немного придется потерпеть,

— Ничего, я терпеливая..

Между тем Савва Нестерович прохаживался по комнате, все так же приятно поскрипывал подошвами, курил и о чем-то думал. Антон наблюдал за его неторопливой походкой и молчал.

— Любопытная у тебя мамаша, Антон, — сказал он, задержав задумчивый взгляд на Антоне. — Толковая и очень даже неглупая женщина. Телятница, а ты послушай ее, какие у нее мысли и какие толкования, видно, умеет не только хорошо трудиться… Что мне в ней понравилось? Прямота и искренность. Что думает, то и говорит. И напрасно Надя поспешила ее увести…