Роддом. Сериал. Кадры 14–26

В ресторан решили уже не заезжать. Смысл? Поесть – на вечеринке в изоляторе поели. Ехали молча. У них не было принято обсуждать, как это бывает у многих постоянных любовников предмет под названием: «А что ты сказал жене?» Семён Ильич ни разу за все многие годы их отношений не плакался Татьяне Георгиевне на Варю, не обсуждал с ней своих детей. Ничего такого. Он понимал, что Таньке ничего этого не надо, и не заставлял её изображать из себя всё понимающую. Потому что прекрасно отдавал себе отчёт в том, что Мальцева и «всё понимание» – это как огонь и вода. И в схватке «кто кого» победит всепожирающий огонь, потому как воды всепонимания достаточно быстро иссякают. А у неё хватало ума пресекать своё редкое любопытство. Поскольку частенько случается, что любовница, единожды совершив фатальную ошибку, из вежливости задав вопрос: «Как там твои дети?» – становится заложницей бесконечных излияний на тему этих самых детей и прочих бытовых побасёнок. Мужчины таким образом размывают традиционные границы семейственности, ощущая себя при этом законными магараджами при гареме. Мальцева и так знала более чем достаточно. Потому что уж слишком переплетены были их с Паниным жизни. С тех пор как дни рождения Панина тот стал справлять в ресторане, там иногда появлялись его подрастающие сыновья. На последнем старший так и вовсе был уже с женой. Варя всегда была – хоть к ране прикладывай. Не в смысле слащавости, а в своём бесконечном каком-то искреннем желании услужить всем, каждому и в первую очередь самому Семёну Ильичу. Мальцева, к слову, справляя свои дни рождения также в ресторане, каждый раз приглашала Панина с супругой. Но он ни разу с супругой не приходил, мерзавец! Так и сидели рядышком за столом, как муж и жена. Да и старые друзья-коллеги так их и воспринимали – как вполне устоявшуюся чету. Что-то во всём этом было… Что-то от двустороннего дермоида. На фоне криминального септического аборта. Мда… Почему Татьяна Георгиевна никогда раньше всерьёз об этом не задумывалась? Все расставлены по своим местам. Все давно привыкли к таковому положению вещей. Чего сейчас-то вдруг обострение? Чем оно нынче-то спровоцировано? Неужели же тем, что её какой-то мальчик не поздравил с глупым праздником? Из-за этого она мучается тем, чем никогда не мучалась прежде?

– Слушай, а что ты говоришь Варваре по поводу своих отлучек в немаловажные для семьи дни? – спросила Татьяна Георгиевна Семёна Ильича, когда он уже заруливал в арку её дома.

– Ты чего вдруг? – опешил Панин, чуть не врезавшись в полуночную даму с отчаянно залаявшей собачкой.

– Не знаю… Можешь считать, что мне стали небезразличны её чувства.

– С какого такого перепугу? Да и вообще, не будем о ерунде!

– Ничего себе ерунда. У вас с ней трое детей и одна внучка. Ты с ней без малого четверть века живёшь, последние десять с лишним лет регулярно отсутствуя четыре дня в году…

– Далеко не четыре! – перебил Семён Ильич с какой-то даже бравадой.

– Но эти-то, устоявшиеся в календарной незыблемости, четыре дня должны были даже такую святую юродивую, как твоя Варвара, насторожить. После первых лет пяти и она должна была бы связать, – хмыкнула Татьяна Георгиевна.

– Ну ты нашла тему!

Панин запарковался, заглушил двигатель.

– Идём? – ласково спросил он.

– В общем, ушёл от ответа.

– Сиди, я сейчас!

Семён Ильич вышел из машины, достал из багажника огромный букет цветов и только после этого подошёл к двери Татьяны Георгиевны и подал ей руку.

– Это вам, моя дорогая Татьяна Георгиевна! И это ещё не всё!

Ну понятно. Раз объёмных пакетов нет, значит, на сей раз ювелирные изделия.

Сегодня дежурила не старушка, имени которой не помнила Мальцева, а простоватый парень Саша сильно среднего возраста. Он, как и все отечественные «дормены», считал крепкий сон на посту вариантом нормы. И потому сильно не любил дежурств в праздники.

– О! Здрасьте, Татьяна Георгиевна! Хорошо, что вы меня застали! Я уже собирался снова обратно в каптёрку спать ложиться. Никакого покоя сегодня. Ходят и ходят в гости! Делать им нечего! Уже бы напились наконец и спали! Вот меня тут как раз минут пятнадцать назад дёрнули, так я чайку решил выпить. С праздником вас, Татьяна Георгиевна. Тут вам какой-то мужик ещё вечером припёр веник и плюшевого медведя. Забирайте… И вам здрасьте! – слегка насмешливо кивнул он Панину, как умеют кивать простоватые парни сильно среднего возраста серьёзным умным дядям такого же возраста в случае особо подходящего повода.

– И кто это тебя плюшевыми медведями одаривает, как малолетнюю? – язвительно осведомился Семён Ильич, когда за ними закрылись двери лифта.

– Не знаю.

– Я, кстати, твоего интерна по телефону разыскивал. Хотел его на удаление септической матки взять, чтобы учился. Начмед интерна разыскивал, охуеть! Да не через санитарок, а через старшую акушерку отделения, к которому интерн приписан. И знаешь, что мне сказала Марго? Что он на часок отлучился! Охуеть два раза! Ты не находишь?