«Что ты ему там наговорил?» – немым вопросом делала она тогда страшные глаза Матвею. Но тот только улыбнулся и сказал Линькову, что санитарки не надо. Сходил в отделение за ведром и шваброй и совершенно спокойно прибрал за ней… Её Матвей, такой мужественный, квинтэссенция всего мужского… Впрочем, никаких противоречий.
Но не слишком ли она сейчас?.. Больше никто и никогда не будет так увлечённо, с таким фанатизмом рассказывать о свёртывающей системе крови, как Валерий Иванович. Не слишком ли она была жестока с этим несчастным Линьковым? Да нет. Никакой он не несчастный. Омерзительный тип. Коллекционер грязи в белом халате. Точнее, некогда бывшим белым.
Кадр девятнадцатый
Продажная девка империализма
На утреннем обходе Татьяна Георгиевна узнала, что родильница, лежащая в изоляторе,
– Это… Татьяна Георгиевна. Херово мне, шо весь пиздец. Я сбегу от вас. Мне нужно… Ломает. Я тут всё заблевала, перед обходом. Санитарка только сейчас подтёрла. Уже ночью хотела, да меня ваши пёзды тут сторожили, ментами пугали. Выписывайте на хуй. И это… ребёнка я брать не буду.
Стайка присутствующих на обходе ординаторов, интернов и акушерок сделала скорбные лица.
– Вы чё святые все тут, блин? Вам бы такую жизнь, как у меня!
– Во-первых, прекратите сквернословить! Во-вторых, вы сами выбрали свой путь! – не удержавшись, взвизгнула Светлана Борисовна Маковенко.
– Ты слышь, пизда, этот самый свой прикрой! По тебе ж сразу видно – целка ещё, а всё туда же! Я себе дерьмо колю всякое. А ты гордыней травишься. И что теперь?
– Да что вы… – чуть не взревела побагровевшая, как свекла, Маковенко.
– Прекратите! Обе! – прикрикнула Татьяна Георгиевна. – Егорова, я вам пришлю анестезиолога. И зайду к вам после обхода.
– Чё, того классного чувака, что мне бут с шампунем запузырил?! – обрадовалась Оксана.
– Нет, другого. Не менее грамотного. Шампанского больше не будет, но он вам поможет.
– Ой бля, только не метадон![21] У меня от метадона отходняк хуже всего.
– Анестезиолог разберётся. Всё, идёмте на второй этаж, – обратилась Мальцева к коллегам. – Вы, Егорова, меня дождитесь.
– Мозги промывать будете? Нечего там у меня промывать, Татьяна Георгиевна! – усмехнулась Оксана и отвернулась к стене.
Через полтора часа Мальцева зашла в изолятор.
– Ну, рассказывай, Егорова.
– Чё рассказывать? Нечего рассказывать. И анестезиолог этот ваш жлоб, не то что тот.
– Он не жлоб, Оксана. Он просто моложе Святогорского. Меньше видел, к большему, соответственно, нетерпим. Люди разные, сама тут лекцию моему врачу читала. Так почему от ребёнка отказываешься? То вопила, какой твоему Тохе будет сюрприз, а то на тебе?
– Да уж, вопила. Позвонила я Тохе. Хотела обрадовать. Ну и думала, может, притаранит чего по-тихому… А он мне: «Чё, окотилась? Теперь топи в ведре!»
– Высокие отношения.
И вдруг бледно-зелёная Оксана Егорова, тощая злобная драная Егорова, похожая на больную старуху, а не на женщину двадцати трёх лет, разрыдалась, как подросток, размазывая костлявыми исколотыми руками слёзы по ссохшемуся истасканному личику:
– Я когда забеременела, аборт сделать хотела-а-а! Он мне: «Чё аборт? Сейчас богатых бездетных знаешь сколько? Толканём за шальные бабки, если пальцев на руках-ногах нормально будет! Они всяких скупают, и даунов, и уродов. А мы чё, мы молодые! У нас дауна не будет! Дауны – они только у старых перцев рождаются. А наркомания и алкоголизм никаких таких особых уродств не вызывает, если только не с седьмого колена колешься. А у нас родаки не кололись». Ну, типа Тохины. Он же из приличной семьи. Это у меня мамаша блядь подзаборная, сама не знает, от кого меня спьяну заимела. Всю жизнь я от неё доброго слова, кроме «выблядок ебучий», не слышала! Она меня с пяти лет на мороз выгоняла, если ей перепихнуться надо было! А в шестнадцать – так и вообще из дому выгнала-а-а-а! А потом повезло, я Тоху встретила-а-а!!!
– Да уж, сумасшедшее везение, судя по всему, – тихо сказала Татьяна Георгиевна, протягивая несчастной Егоровой пачку салфеток.
– Так что Тоха говорил, что ребёнок у нас будет нормальный. – Чуть утёршись, продолжила Оксана. – Только это, говорил, будет… Как вот это вот слово-то, а? А-а-а!!! – снова начала захлёбываться она.
– Гипотрофичный.