Роддом. Сериал. Кадры 14–26

– Вот, это другое дело! Иногда наговорить всякого не так уж и плохо. Хотя порою, девочки, я страшно жалею, что вы не глухонемые! – нежно притянул их обеих к себе Аркадий Петрович. – Это ж какие бы классные бабы были! Красивые, ладные, рукастые. И – главное! – молчаливые!

– Татьяна Георгиевна! – выскочила на ступеньки Светлана Борисовна. – У Вали воды излились!

– Ну и чего орёшь, как будто пожар?! – кинулась на ни в чём не повинную Маковенко заведующая. – Ну воды излились. А ты тут акушер-гинеколог или фуфло? Впрочем, пока ты именно что фуфло! Укладывайте на кресло. Сейчас иду!.. Ну вот, ещё не хватало, чтобы эта мышь с комплексом Наполеона видела меня с красными глазами.

– Да не успели они у тебя покраснеть. Идём, а то все вместе посинеем.

На должном раскрытии Аркадий Петрович сделал Вале эпидуральную анестезию. А с интерном Валя до самого рождения ребёнка не расставалась ни на минуту. И только получив на живот своего крепкого здоровенького мальчика, наконец забыла про интерна. Через полчаса после того, как всё закончилось, левой рукой прижимая к себе младенца, правой написала на листике, чтобы к ней позвали анестезиолога.

Маргариту Андреевну, внимательно наблюдавшую за последующей немой мизансценой, этот танец рук, признаться, заворожил:

– О чём вы с ней так долго… разговаривали?

– Она боится, что её малыш будет глухонемой. Я её успокоил, что скорее всего нет. Это не генетика. Сама-то девка щипцовая. А пацан без затруднений родился. Во время беременности она ничего не принимала. Так что сказал оберегать от простудных заболеваний. И падений из кроватки. И слишком ретивых докторов.

– И ты ей это всё на пальцах объяснил?

– Именно что на пальцах! – коротко хохотнул Святогорский. – Без метафор и красивостей.

– Нет, ну всё-таки, откуда ты так хорошо знаешь этот их язык? Про маму мне акушерка уже доложила. Ну мало ли где и кем мама работала. У меня, вон, мама на механическом заводе работала. Токарем. А я что-то детали вытачивать не умею.

– Так я всё детство при маме был. Потому что папы у меня не было. Я в том интернате для глухонемых читать-писать научился. Ещё до нормальной школы. Да и все каникулы там проводил. Дети – они всё быстрее взрослых осваивают. Общаться-то охота. А как с ними общаться? Только молча. «Страну глухих» смотрела?

– Не-а…

– Посмотри. Там здоровенная дрымба гениально глухонемую играет. Вероятно, тусовалась с ними перед съёмками. Без личного опыта общения так хер сыграешь. Ты знаешь, что Дастин Хоффман перед съёмками «Человека дождя» некоторое время посещал дурдом? Профессионалы никогда не верят на слово… Смешно. В контексте сегодняшнего.

– Что смешно?

– Про «не верить на слово». Вот тебе ещё история о словах. Моя мама, двадцать пять лет проработав в интернате для глухонемых, ушла к дэцэпэшникам. Не то там зарплата была больше, не то… Не знаю, почему ушла. Не важно. Важно то, что, когда она в школе для глухонемых преподавала, то, когда ученики её слишком доставали, она отворачивалась к доске и громко орала: «Ёб твою мать, блядь! Как вы меня достали, выродки!!!» А потом снова поворачивалась к ним – и опять мир, дружба, жвачка. А тут дэцэпэшники. Корявые, но слышат хорошо, да. Вот в один из дней они её довели и она, отвернувшись к доске, выдала свой коронный текст. Моторная привычка сработала. Выматерилась и чует за спиной зловещую тишину. Не привыкла дэцэпэшная малышня слышать от своей любимой учительницы эдакие кульбиты. Маман развернулась, извинилась перед детками, и прямёхонько в кабинет к директору пошла, мол, увольняйте, такая вот фигня вышла. Не уволил. Сказал-де, с кем не бывает.

– Каким же учителем твоя мама была?

– А младших классов, Марго. Младших классов. «Учительница первая моя», так сказать.

– Что же она так, про выродков-то?

– Ой, Маргарита Андреевна, а то ты беременных, бывает, не материшь?

– Матерю, ещё как матерю.

– Но в общем и целом – ты прекрасная акушерка и к тебе уже поколениями ходят и очереди стоят, так?

– Ну так.

– Вот и мою маму все её ученики любили. У нас полный дом на её дни рождения и День учителя собирался. Всё глухонемые и корявые. Взрослые уже, а её не забывали. Поорать иногда в кайф, не правда ли Марго? Сотряс воздух – и вроде как легче.

– Ну бывает…

– Вот! Самые страшные драки, что я в жизни своей немалой видел – это были драки глухонемых. Малышни и подростков. Они не бились до первого фингала или первой крови. Как дерутся нормальные дети, дети с ДЦП[10] или даже слепые дети. Эти дети – глухонемые – бились насмерть. Издавая дикие животные глухие мычаще-стонущие вопли… Иногда тишина, Маргоша, это страшно. Так что ты Татьяну Матвеем не доставай. У неё в этом месте сильное нарушение восприятия. Не вина её, а беда. Хотя, может, именно поэтому она, Танька, и счастливее всех нас.

– Не понимаю я…

– А и не надо! Слушай, Маргарита Андреевна, вы плакатик мой с азбукой глухонемых не выбрасывайте.

– Здрасьте! Чего это мы его выбрасывать будем, тебе же его на кафедру ЛОР надо вернуть.