Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Ближе к вечеру к ней в кабинет вошла Маргарита Андреевна. Она была как-то нехарактерно для неё спокойна. Странная такая, задумчивая. Такой Марго бывала, только столкнувшись со сложной для неё ситуацией, только когда она взвешивала «за» и «против».

— Как тебе новый интерн?

— Да вроде ничего. Книги по акушерству читает, в отличие от многих. Внимательный. Руки не из жопы растут. Не без максимализма, но это пройдёт. В общем, пусть пока будет. Он, кстати, обещал надпись на теплоцентрали закрасить.

— Ага. Я как раз по этому поводу. Он закрасил… И если бы ты хоть иногда смотрела в окно…

Татьяна Георгиевна развернулась и тут же вскочила со стула. По проходящей вдоль всей задней стены родильного дома, прямо под окнами первого этажа обсервационного отделения, трубе теплоцентрали было каллиграфически исполнено белой масляной краской:

«Уважаемые пёсики, стоимость поздравительного места на трубе краской — пятьдесят тысяч рублей в сутки! На прилежащем к трубе асфальте мелом — пять тысяч. Обращаться в приёмный покой».

— Вот паршивец! — со смешком вырвалось у Татьяны Георгиевны. — Скажи ему, чтобы на глаза мне не попадался, пока не замажет свой прайс-лист!

— Тань… Всё равно пишут. Ты смотри, сколько нам в приём занесли… У пёсиков уже даже список, очередь… На трубу никто не претендует. А вот на асфальт… — Маргарита Андреевна вытащила из кармана несколько пятитысячных купюр.

Некоторое время Татьяна Георгиевна тупо смотрела на деньги. А потом подруги расхохотались.

— Марго! — наконец выдохнула Мальцева. — Пришли ко мне этого коммерсанта недоделанного. После того, как он уничтожит свои рекламные объявления, разумеется!

— Ну пусть уж те, кто сдал, на асфальте намалюют, ладно? На асфальте снега нет, там же теплоцентраль… В отделении как раз перчатки закончились. Я оформлю как благотворительность.

— Ага. А мне Семён Ильич потом оторвёт голову за такое… творчество!

— Не оторвёт. Он меня уже вызывал, орал. Интерна пригласил. Интерн ему расписал, как это будет здорово, если зимой устраивать конкурс снеговиков, а летом — рисунков на асфальте. Всё равно пишут. А у женщин младшие детки иногда имеются. Вот пусть летом и рисуют. Скажем, по воскресеньям. Всё равно постоянно боремся-убираем, а так хоть людям радость…

— И Сёма согласился?!

— Ты не поверишь — да.

— Начмед согласился с интерном?!!

— Ты знаешь, он такой обаятельный, этот Александр Вячеславович! — Маргарита Андреевна мечтательно закатила глаза. — С ним невозможно не согласиться! Он просто очарователен!

— Угу. И Семён Ильич решил по такому поводу поменять ориентацию на старости лет… Да он же администратор! Ему за это — трубы и асфальт — санкции грозят!

— Интерн сказал, что проведёт как мероприятия через какое-то там общество не то «Добрый город», не то «Счастливая область». Он там вроде как волонтёром состоит. Так что никто не придерётся, потому что кто же захочет быть против доброго и счастливого?

— Марго… — Татьяна Георгиевна хотела что-то сказать старой подруге, но лишь махнула рукой. — Делайте что хотите! Перчатки так перчатки! Если от этого город станет счастливее, а область добрее, то…

— А Светлана Борисовна стала за интерном ухлёстывать, как ненормальная! — не дожидаясь «того», тут же поменяла тему старшая акушерка отделения. — И ещё в него все акушерки влюбились. И даже старая санитарка приёма кормит его кренделями.

— Кто бы сомневался! Каждый хочет любви…

— Угу, кроме тебя.

— Я тоже хочу… Иди, Марго, не мешай мне работать!

Кадр седьмой Каждый хочет любви

В девять часов вечера в кабинет непривычно приглушённо постучали.

— Да!

— Татьяна Георгиевна, это я! — в приоткрытую дверь всунулась голова всё того же очаровательно-нахального интерна.

— Вы что, сегодня дежурите?

— Вообще-то нет. По графику — не дежурю. Но мне здесь нравится.

— Что, дома не привечают? — усмехнулась Татьяна Георгиевна.

— Да нет. Кому привечать-то? Я один живу.

— Что ж так?

— А я не тороплюсь. Хотите кофе, Татьяна Георгиевна? Только не отказывайтесь, ради бога, а то я уже сварил! — Он толкнул дверь плечом. В руках у него были две чашки, из которых исходил соблазнительный кофейный пар.

— Чем же вы в дверь-то стучали, Александр Вячеславович?

— Я стучал в дверь… э-э-э… лбом. Да, пусть будет лбом!

— Садитесь, Александр Вячеславович. Я выпью ваш кофе. Раз уж вы так расстарались. Кстати, вы его действительно варили?

— Действительно. Терпеть не могу растворимый!

— И где вы его варили?

— В буфете.

— И Галина Ивановна пустила вас варить кофе в свой буфет?! — ахнула Татьяна Георгиевна. Ей сразу представилась грозная баба Гала, которая была грозной бабой Галой и тогда, когда Татьяна Георгиевна сама была интерном. Чтобы она вот так вот, за здорово живёшь, без году неделя юнца пустила в свой буфет?

— Я ей помог ужин развезти по палатам. Поболтали о том о сём…