Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Примерно на тридцать второй неделе беременности я познакомилась с врачом акушером-гинекологом Татьяной Георгиевной Мальцевой, заведующей обсервационным отделением и родильным залом этого отделения. Обратилась к ней по рекомендации врача, которая вела мою беременность. С Татьяной Георгиевной мы сразу нашли общий язык. Она показалась мне профессионалом в своем деле, и, поскольку речь шла о возможном кесаревом сечении, немаловажен был её большой опыт и стаж работы. Через несколько дней я заключила договор с этим роддомом на роды с Татьяной Георгиевной по программе номер три — то есть самый полный перечень услуг, послеродовая палата люкс с возможным круглосуточным пребыванием родственника. До родов я была на приеме у Татьяны Георгиевны ещё один раз. Тогда и подтвердилось, что рожать я буду при помощи операции. Причина в проблемах с глазами — у меня тяжёлая миопия, и в родах могла произойти отслойка сетчатки. — Панин снова осмотрел присутствующих на пятиминутке. И обратился к Мальцевой, вложив во фразу как можно больше сарказма: — Татьяна Георгиевна, я рад, что ваша квалификация так высока, что показывать беременную с высокой степени миопии начмеду вы уже не считаете нужным!

— Я не считаю, Семён Ильич, что таких женщин не нужно показывать начмеду. Но дело в том, что как раз тогда вы были в зарубежной командировке от Минздрава. И обязанности начмеда временно исполняла я, — спокойно ответила Татьяна Георгиевна.

Панин так посмотрел на заведующую обсервацией, как будто пытался прожечь в ней дыру. Но ничего не сказал и вновь вернулся к торжественной декламации.

— У меня была назначена следующая встреча с Татьяной Георгиевной — на тридцать девятой неделе, но судьба распорядилась так, что роды начались естественным образом…

На словах «но судьба распорядилась так» по залу прокатился нервный смешок. Панин замолчал, и смешок тут же издох, потому что ну его к чёртовой матери с Сэмэном заводиться, когда он и так на взводе, что тот палец малолетки на спусковом крючке «калаша».

— …Но судьба распорядилась так, — медленно повторил начмед, — что на тридцать седьмой неделе в шесть утра я приехала в роддом уже с большим раскрытием. Татьяна Георгиевна, слава богу, была в родильном доме и около восьми тридцати взяла меня на операцию, а уже в восемь пятьдесят три благополучно родилась моя дочка. — Семён Ильич прервал чтение и снова уставился на Мальцеву. — Я хочу вас спросить, Татьяна Георгиевна, почему вы постоянно исключаете потужной период в подобных ситуациях именно с помощью операции кесарева сечения? Почему не накладываете щипцы? Почему не применяете вакуум-экстракцию? Совсем руками работать разучились?!

Татьяна Георгиевна молчала. А что она должна была ему сказать? Что и вы, Семён Ильич, в подобных ситуациях исключаете потужной период родов именно с помощью операции кесарева сечения? Потому что и вы, Семён Ильич, прекрасно знаете, что интранатальные осложнения, приводящие к тем самым пресловутым родовым травмам, куда выше именно при наложении щипцов или вакуум-экстракции плода? И это не говоря уже о том, что кесарево сечение выполняется именно что руками, а вовсе не ногами. Если, конечно же, кесарево сечение делает Мальцева, Панин и многие другие, но только — тьфу-тьфу-тьфу! — не Михаил Вениаминович, например. Можно было бы, конечно, ещё вопросительно-утвердительно интонировать примерно такое: «Сёма, ты что, окончательно тронулся?!» Но Татьяна Георгиевна предпочла промолчать.