– Прежде чем доктор Амадиро ответит, – вмешался Бейли, которому негодующая вспышка председателя придала уверенности, – я обязан напомнить ему, что Жискар, робот, присутствовавший при пашем разговоре, может в случае необходимости повторить весь наш разговор дословно, воспроизводя наши голоса и интонации. Короче говоря, весь разговор был записан.
Амадиро вскричал с бешенством:
– Господин председатель, робот Жискар был сконструирован и программирован доктором Фастольфом, объявляющим себя лучшим из всех робопсихологов, моим ожесточенным противником. Можем ли мы доверять записям такого робота?
– Господин председатель, – сказал Бейли, – не прослушать ли вам запись, чтобы сделать собственные выводы?
– Пожалуй, – протянул председатель, – Доктор Амадиро, я здесь не для того, чтобы мои решения принимались за меня. Но пока оставим это. Доктор Амадиро, несмотря на эту запись, готовы ли вы заявить – тоже для записи, – что вы ничего не знали о манере солярианки называть робота своим мужем и ни разу не упомянули о нем, как о ее муже? Не забывайте – вы же оба члены Законодательного собрания, – что весь наш разговор, хотя здесь и нет робота, записывается моим личным аппаратом. (Он похлопал себя по нагрудному карману.) – Так как же, доктор Амадиро? Да или нет?
Амадиро ответил почти с отчаянием:
– Господин председатель, я, право, не могу вспомнить, что именно сказал в случайном разговоре. Если я и произнес это слово, в чем отнюдь не уверен, то лишь вследствие другого такого же случайного разговора: возможно, кто-то упомянул при мне, что Глэдия просто влюблена в своего робота, точно он ее муж.
– С кем вы вели этот второй случайный разговор? – спросил председатель. – Кто вам сказал это?
– Сейчас я не могу вспомнить.
– Господин председатель, – сказал Бейли, – если доктор Амадиро будет столь любезен и составит список всех, кто мог бы употребить такую фразу в разговоре с ним, можно было бы опросить их и таким образом установить, кто это был.
– Надеюсь, господин председатель, – воскликнул Амадиро, – вы учтете, как такой опрос подействует на сотрудников Института.
– Надеюсь, что и вы это учтете, доктор Амадиро, – ответил председатель. – И дадите на наш вопрос более удовлетворительный ответ, чтобы не вынуждать нас к крайним мерам.
– Прошу вас, господин председатель, есть еще один вопрос, – сказал Бейли, насколько сумел просительнее.
– Вопрос? Еще один? – Председатель посмотрел на Бейли без особой ласковости. – Какой же?
– Почему доктор Амадиро с таким упорством не хочет признать, что ему было известно пристрастие Глэдии к Джендеру? Он утверждает, что это не имеет отношения к делу. Тогда почему он просто не скажет, что знал о нем, и все тут? А я утверждаю, что отношение это прямое, что доктор Амадиро знает, в какой мере оно доказывает преступность некоторых его действий!
– Я возмущен этим словом и требую извинений! – загремел Амадиро.
Фастольф чуть улыбнулся, а Бейли крепко сжал губы. Ему удалось вывести Амадиро из себя.
Председатель побагровел и воскликнул гневно:
– Вы требуете? Тре-бу-ете?! От кого вы требуете? Я председатель и выслушиваю все стороны, прежде чем решить, что будет наилучшим в данной ситуации. Позвольте мне выслушать, как именно землянин истолковывает ваши поступки. Если он клевещет на вас, то понесет наказание, можете не сомневаться – как и в том, что я интерпретирую статьи закона о клевете в наиболее широком смысле. Но вы, доктор Амадиро, никаких требований мне предъявлять не можете! Продолжайте, землянин, изложите вашу версию, но будьте осторожны.
– Благодарю вас, господин председатель, – сказал Бейли. – Дело в том, что один аврорианец знал о тайне Глэдии от нее самой.
– Так кто же это? – перебил председатель. – Перестаньте пускать в ход ваши гиперволновые приемы!
– Господин председатель, – ответил Бейли, – у меня и в мыслях этого не было. Я просто хотел указать, что таким аврорианцем был сам Джендер. Хоть он и робот, но жил на Авроре, а потому его можно назвать аврорианцем. Уж конечно Глэдия в минуты нежности называла его «мой муж:». Поскольку доктор Амадиро допускает, что мог слышать от кого-то об отношении Глэдии к Джендеру как к мужу, не логично ли предположить, что слышал он об этом от Джендера? Готов ли доктор Амадиро заявить сейчас для записи, что никогда не разговаривал с Джендером, пока тот находился в доме Глэдии?
Дважды Амадиро открывал рот, словно хотел что-то сказать, и дважды его закрывал без единого слова.
– Так как же? – спросил председатель. – Вы разговаривали с Джендером в указанный период, доктор Амадиро?
Ответа вновь не последовало.
– Если такие разговоры были, – мягко вставил Бейли, – это имеет самое прямое отношение к рассматриваемому вопросу.
– Я тоже начинаю склоняться к этой мысли, мистер Бейли. Ну так как же, доктор Амадиро? Да или нет?
И тут Амадиро взорвался:
– Какие улики есть у землянина против меня в этом деле? Он располагает записями моих разговоров с Джендером? У него есть свидетели, готовые подтвердить, что видели меня с Джендером? Что у него вообще есть, кроме голословных утверждений?