— Друг мой, вам стоило только сказать. Я провожу вас к ближайшему выходу. Если вы когда-нибудь будете снова на Авроре, хотя мне это кажется совершенно невероятным, заходите, и мы с вами сделаем обход, который я обещал.
Они быстро спустились по эскалатору, прошли по коридору и вышли в прихожую, окна которой были совершенно темными.
Неужели уже ночь? Нет. Амадейро пробормотал:
— Погода испортилась, вот окна и затемнили.
Он обернулся к Бейли:
— Похоже, что дождь. Его предсказывали, а прогнозы иногда сбываются… если они неприятные.
Дверь открылась, и Бейли попятился, задохнувшись. В дверь ворвался холодный ветер, вершины деревьев качались, небо было темно-серым, и с него лилась потоками вода. По небу вдруг пронеслась слепяще-яркая вспышка, а затем снова прозвучал гром и треск, словно вспышка расколола небо. Бейли повернулся и со стоном бросился назад.
Глава 15
Снова Дэниел и Жискар
Бейли почувствовал, что Дэниел крепко обнял его за плечи. Он остановил и подавил едва не вырвавшийся у него слабый возглас, но почувствовал, что весь дрожит. Дэниел сказал с бесконечным уважением:
— Коллега Илайдж, это обычная гроза — которую предсказывали, которую ожидали.
— Я знаю, — прошептал Бейли.
Он должен был это знать. Он много раз читал о ней. Он видел голографии и видел в гиперволновом шоу — звук, свет и все прочее. Но здесь было нечто реальное, настоящий звук и свет, которые никогда не проникали под купола Города, и он, Бейли, никогда в жизни не испытывал такого. Несмотря на все описания и изображения, он не представлял себе, что стрелы молний такие яркие и так быстро проносятся по небу, что бывают такие раскаты грома и что то и другое происходит внезапно, не знал, что дождь может лить, как из ведра, и до бесконечности.
— Я не могу выйти в это, — сказал он в отчаянии.
— И не нужно, — сказал Дэниел. — Жискар подведет машину к дверям, так что на вас и капля дождя не упадет.
— Может, подождать, пока не пройдет?
— Не стоило бы, партнер Илайдж. Дождь может кончиться только после полуночи, а если Председатель придет завтра утром, как предположил доктор Амадейро, разумнее было бы потратить вечер на консультацию с доктором Фастольфом.
Бейли заставил себя повернуться в направлении того, от чего он хотел бы убежать, и посмотрел в глаза Дэниела. Они казались очень озабоченными, но это, возможно, лишь показалось Бейли. У робота нет ощущений, только позитронные волны, которые изображают эти ощущения.
Впрочем, может и у человека нет ощущений, а просто нейтронные волны интерпретируются как ощущения? Бейли заметил, что Амадейро ушел, и сказал:
— Амадейро намеренно задерживал меня предложением зайти в туалет, бессмысленной болтовней, предупреждением, чтобы вы и Жискар не сказали мне о грозе. Он даже пытался уговорить меня пройтись по зданию и остаться обедать. Он прекратил все это только при ударе грома. Именно его он и ждал.
— Похоже на то. Видимо, он хотел, чтобы гроза задержала вас здесь.
Бейли глубоко вздохнул:
— Вы правы. Я должен выйти.
Он неохотно сделал шаг к открытой двери, еще один, и еще, тяжело навалившись на Дэниела. Жискар спокойно ждал в дверях.
Бейли остановился и на секунду закрыл глаза, а затем сказал тихо, больше себе, чем Дэниелу:
— Я должен выйти.
Он снова двинулся вперед.
— Вы в порядке? — спросил Жискар.
«Дурацкий вопрос, продиктованный программой робота, — подумал Бейли. — Хотя так же спросил бы и иной человек с запрограммированным этикетом».
— Да, — сказал он.
Он тщетно пытался говорить нормально, но выходил только хриплый шепот. Бесполезно отвечать на глупый вопрос, поскольку Жискар и сам видел, что Бейли не в порядке, и что его ответ — явная ложь. Однако ответ был дан и принят и дал Жискару возможность сделать следующий шаг:
— Тогда я пойду и подведу машину к дверям.
— А она будет работать при… этой воде, Жискар?
— Да, сэр. Это обычный дождь.
Жискар вышел, и Бейли впервые в жизни позавидовал роботу: спокойно идет через это, не обращает внимания на воду, на свет и звуки, игнорирует окружающее, ему даны псевдожизнь и абсолютная храбрость, он не знает страха перед болью и смертью, потому что для него нет ни боли, ни смерти. Но зато не может оригинально мыслить, у него не может быть непредсказуемого взлета интуиции. Стоили ли эти дарования той цены, которую человечество платит за них? В данный момент Бейли не мог сказать. Он знал, что как только избавится от этого ужаса, он признает: за то, чтобы быть человеком, никакая цена не высока. Но сейчас он ничего не испытывал, кроме сердцебиения и подавленности воли, и думал только: «Можно ли считать себя человеком, если не можешь преодолеть этот глубоко сидящий ужас, эту страшную агорафобию?». Однако, он был на открытом пространстве больше двух дней и чувствовал себя почти совсем нормально. Но страх не был побежден, теперь Бейли это знал. Он подавлял его, думая о других вещах, но гроза пересиливала интенсивность возникновения мыслей.