Роботы утренней зари

— С ней все в порядке. Живет она хорошо. Она просила напомнить вам о ней, но, думаю, вас не нужно понукать, чтобы вы вспомнили ее.

— Надеюсь, ее солярианское происхождение не используется против нее?

— Нет, так же, как и ее роль в падении Амадейро. Скорее наоборот. Я позабочусь о ней, будьте уверены. Однако, я не могу вам позволить полностью отклониться от дела. Значит, бюрократический аппарат продолжает противиться эмиграции и экспансии? Будет ли процесс продолжаться, несмотря на такое сопротивление?

— Возможно, — сказал Бейли, — но не наверняка. Существенная оппозиция в основном среди народа. Им трудно вырваться из громадных подземных городов, из своего дома.

— Из своего лона.

— Да, если хотите. Отправиться на новые планеты, жить там примитивной жизнью в течение десятилетий — это очень трудно. Коша я думаю об этом, особенно в бессонные ночи, я решаю, что не поеду. Так случалось сотни раз, но утром я отменял свое решение. А уж если это тревожит меня, когда я, можно сказать, зачинщик всего этого дела, то кто же может ехать спокойно, и с радостью? Без правительственного одобрения, без — скажем откровенно — правительственного пинка в зад населению, весь проект может провалиться.

Фастольф кивнул:

— Я попытаюсь убедить ваше правительство. А если мне не удастся?

Бейли тихо сказал:

— Если вам не удастся, и проект провалится для нашего народа, остается только одна альтернатива. Галактику должны заселить космониты. Дело должно быть сделано.

— И вы согласны смотреть, как космониты заселяют Галактику, в то время, как ваш народ остается на единственной планете?

— Совершенно не согласен, но это все-таки лучше, чем вообще никакой экспансии. Много столетий назад земляне полетели к звездам, основали несколько поселений, которые теперь называются Внешними. И эти первые немногие колонизировали другие миры. Но потребуется много времени, чтобы космониты или земляне успешно заселили и развили новый мир. И это должно продолжаться.

— Согласен. Но почему вы так хотите экспансии, Бейли?

— Я чувствую, что без экспансии человечество не продвинется вперед. Дело не в географическом распространении, а в чистейшем пути стимуляции других видов, экспансии. Если географическая экспансия может хоть как-то увериться, что здесь нет экспансии других разумных существ, если распространение идет в пустом пространстве, так почему бы ей не быть? В таких условиях противиться экспансии — это значит упрочить распад.

— Значит, вы тоже видите эти альтернативы? Экспансия и продвижение вперед, отсутствие экспансии — упадок?

— Да, я верю в это. Но если Земля откажется от экспансии, то ее должны принять космониты. Человечество, будь то земляне или космониты, должно распространяться. Я хотел бы увидеть, как эту задачу выполняют земляне, но уж лучше экспансия космонитов, чем вообще никакой. Либо та, либо другая альтернатива.

— А если распространяются только одни, а другие — нет?

— Тогда распространившееся общество станет сильнее, а оставшиеся ослабеют.

— Вы уверены?

— Мне кажется, это неизбежно.

Фастольф кивнул:

— Вполне согласен, вот поэтому я и пытаюсь уговорить Землю и космонитов распространяться и развиваться дальше. Это третья альтернатива, и, думаю, лучшая.

Память скользила мимо последующих дней: невероятные толпы народа, беспрерывно двигавшиеся потоками и коловоротами по экспресс-путям, бесконечные совещания с неисчислимыми чиновниками, мозгами в толпе. Главное — мозги в толпе, мозги в такой плотной толпе, что Жискар не мог выделить индивидуумов. Массы мозгов слишком смешивались и превращались в обширную пульсирующую серость, где можно было заметить лишь периодические искры подозрительности или неприязни, возникавшие всякий раз, когда кто-то из этого множества смотрел на Жискара. Лишь когда Фастольф был на конференции с небольшим количеством должностных лиц, Жискар мог иметь дело с индивидуальным мозгом, и это было важно Память медленно шла к точке, близкой к концу пребывания на Земле, когда Жискар наконец сумел остаться наедине с Бейли. Он минимально воздействовал на несколько мозгов, чтобы они решили сделать на некоторое время перерыв. Бейли сказал виновато:

— Не думайте, что я игнорировал вас, Жискар. Просто, у меня не было случая побыть с вами вдвоем. Я не из больших шишек и не могу распоряжаться своим временем.

— Я так и понял, сэр, но сейчас мы можем побыть вместе некоторое время.

— Хорошо. Доктор Фастольф сказал мне, что Глэдия живет хорошо. Но он мог сказать это по доброте, зная, что я хочу услышать. Вам я приказываю сказать правду. Верно, что у Глэдии все в порядке?

— Доктор Фастольф сказал вам правду, сэр.

— Вы, я надеюсь, помните мою просьбу, когда мы в последний раз виделись на Авроре, охранять и защищать Глэдию?

— Друг Дэниел и я, сэр, помним вашу просьбу. Я устроил так, что, когда доктора Фастольфа не будет в живых, мы с другом Дэниелом станем частью штата мадам Глэдии. Тогда у нас станет еще больше возможностей оберегать ее от вреда.

— Это будет уже после меня, — печально сказал Бейли.

— Я понимаю, сэр, и очень сожалею об этом.