Роботы и Империя

– И вы хотите, чтобы я был вашим союзником в подобном проекте. Вы полагаете, что я буду рад и счастлив стать им. Скажите, доктор Мандамус, разве я хоть раз сказал в какой-нибудь из своих многочисленных речей или писал, что Земля должна быть разрушена?

Тонкие губы Мандамуса поджались, ноздри раздулись.

– Я здесь не для того, чтобы пытаться поймать вас на чем-то, что можно использовать против вас. Меня никто не посылал сюда – ни доктор Фастальф, ни кто-либо из его партии. И я не пытаюсь говорить о ваших мыслях. Я говорю вам только о своих. По моему мнению, Земля должна быть разрушена.

– И как же вы предполагаете разрушить ее? Не думаете ли вы, что мы станем бросать на нее атомные бомбы до тех пор, пока взрывы, радиация и пылевые облака не уничтожат планету? Если так, то как вы удержите мстящие поселенческие корабли от тех действий над Авророй и теми Внешними Мирами, до которых они смогут дотянуться? Полтора столетия назад Землю можно было сжечь безнаказанно. Но не сейчас.

Мандамус возмутился.

– У меня и в мыслях не было ничего подобного, доктор Амадейро. Я вовсе не предполагаю уничтожить людей, хоть это и земляне. Однако есть возможность уничтожить Землю, не убивая ее народ… и без возмездия.

– Вы фантазер, – сказал Амадейро, – или, может быть, не вполне в своем уме.

– Разрешите мне объяснить.

– Нет, молодой человек. Я занят, а из-за вашей цитаты, которую я, кстати, отлично понял, и которая возбудила во мне любопытство, я позволил себе потратить на вас слишком много времени.

Мандамус поднялся.

– Я понимаю, доктор Амадейро, что отнял у вас больше времени, чем вы могли мне уделить. Но все-таки подумайте о моих словах, и если заинтересуетесь, почему бы вам не вызвать меня, когда у вас будет больше времени? Но не тяните, потому что иначе я вынужден буду идти в других направлениях. И я разрушу Землю. Как видите, я откровенен с вами, – он попытался улыбнуться, растягивая худые щеки, но это не произвело на его лице большого эффекта. – До свидания и еще раз спасибо, – он повернулся и вышел.

Амадейро некоторое время смотрел ему вслед, а затем нажал кнопку звонка.

– Мелун, – сказал он, когда Сисис вошел, – я хочу, чтобы за этим молодым человеком следили круглосуточно, и хочу знать всех, с кем он будет говорить. Всех. И всех их хочу допросить. Тех, кого я укажу, привести ко мне. Но, Мелун, все должно быть сделано тихо, методом ласкового и дружеского убеждения. Я пока еще не хозяин, как вам известно.

Но со временем он будет им, Фастальфу триста шестьдесят лет, и он явно сдал, а Амадейро на восемьдесят лет моложе…

51

Амадейро получал рапорты девять дней. Мандамус разговаривал со своими роботами, иногда с университетскими коллегами, еще реже – с кем-нибудь из соседей. Разговоры были самые тривиальные. И задолго до истечения этих девяти дней, Амадейро решил, что дольше ждать не следует. Долгая жизнь Мандамуса только начинается, а перед Амадейро всего восемь или десять десятилетий в лучшем случае.

И Амадейро, обдумав все, что говорил молодой человек, почувствовал с возрастающей тревогой, что не может упустить шанс: если существует способ уничтожить Землю, его нельзя игнорировать. Может ли он допустить, чтобы уничтожение произошло после его смерти, так что он не будет свидетелем? Или, что почти так же скверно, это произойдет при его жизни, но командовать будет кто-то другой, чей-то чужой палец нажмет кнопку?

Нет, он должен быть свидетелем, увидеть разрушение и вызвать его, иначе зачем он страдал так долго? Может, Мандамус дурак или чокнутый, но в этом случае Амадейро должен знать точно, что тот дурак или чокнутый.

Дойдя до этого пункта в своем размышлении, Амадейро вызвал Мандамуса в свой кабинет.

Амадейро понимал, что этим унижает себя, но унижение было платой за уверенность, что нет ни малейшего шанса разрушить Землю без него. Эту цену он готов был заплатить. Он даже внутренне приготовился к тому, что Мандамус войдет с презрительной и торжествующей улыбкой. Придется перетерпеть и это. Зато потом, если предположения молодого человека окажутся глупостью, он, Амадейро, накажет его полной мерой, какую разрешает цивилизованное общество. В противном же случае…

Он обрадовался, что Мандамус вошел в его кабинет с видом разумного смирения и поблагодарил, похоже, искренне, за вторую встречу. Амадейро подумал, что он, в свою очередь, должен быть любезен.

– Доктор Мандамус, когда я отослал вас, не выслушав вашего плана, я поступил невежливо, каюсь. Теперь расскажите, что у вас на уме, и я буду слушать вас, пока мне не станет ясно – а я предполагаю, что так будет – что ваш план, возможно, более результат энтузиазма, нежели холодного рассудка. В этом случае я снова отпущу вас, но без всякого презрения с моей стороны и, надеюсь, что вы уйдете без злобы.

– Я и не могу злиться, если вы соблаговолите терпеливо выслушать меня, доктор Амадейро, но что, если мои слова будут иметь для вас смысл и внушат надежду?

– В этом случае, – медленно произнес Амадейро, – возможно, что мы с вами будем работать вместе.