На душе у Мак–Арана стало легко–легко, так обрадовался он, что Камилла чутко отозвалась на его настроение. Он полез первым, выбирая путь полегче, показывая девушке, куда ступать. Здравый смысл подсказывал ему, что это восхождение — не обусловленное никакой реальной необходимостью, только любопытством, что же лежит дальше — чистой воды сумасбродство (а вдруг кто–нибудь из них сломает ногу?); но удержаться не было никаких сил. Вот позади последние несколько футов, вот они уже на самой вершине — и Камилла издала удивленный вскрик. Склон, на который они все эти дни карабкались, не давал им увидеть собственно горную цепь; невероятную горную цепь, простирающуюся до самого горизонта, укрытую вечными снегами, гигантскую и иззубренную, вздымающую к небесам несчетные пики, слепящую глаза блеском ледников, чуть ниже которых дрейфовали бледные облака, медленно и лениво.
Рэйф присвистнул.
— Бог ты мой, — пробормотал он, — да по сравнению с этим Гималаи — жалкие предгорья.
— Кажется, она бесконечная! Наверно, мы не видели ее раньше, потому что воздух не был таким ясным; все время облака, туман, дождь… — Камилла изумленно помотала головой. — Настоящая стена вокруг мира!
— Это еще кое–что объясняет, — медленно произнес Рэйф. — Сумасшедшую погоду. Если воздушные массы переползают через такие ледники — не удивительно, что тут постоянно дождь, туман, снег… полный набор! И если эти горы действительно такие высокие, как кажутся — не берусь даже гадать, как они далеко, но в такой ясный день… может, миль сто… и это объясняет, кстати, почему у планеты так наклонена ось. А на Земле Гималаи еще иногда называют третьим полюсом. Вот он, настоящий третий полюс! Третья ледовая шапка, по крайней мере.
— Нет, лучше я буду смотреть в другую сторону, — сказала Камилла и отвернулась к наслаивающимся друг на друга зелено–лиловым складкам лесов и долин. — Мне больше нравятся планеты, где есть леса, цветы… и солнечный свет — даже если он цвета крови.
— Будем надеяться, сегодня ночью нам покажут хотя бы несколько звезд — и лун.
4
— Нет, эту погоду я просто отказываюсь понимать, — заявила Хедер Стюарт.
— Ну, и что теперь скажешь, будет буран или как? — добродушно усмехнулся Юэн, отворачивая полог тента.
— И слава Богу, что я ошиблась, — твердо произнесла Хедер. — Тем лучше для Рэйфа и Камиллы там, наверху. — Она озабоченно нахмурилась. — Правда я не так уж и уверена, что ошиблась; что–то в этой погоде меня пугает. Какая–то она… неправильная для этой планеты.
— Ага, — усмехнулся Юэн, — опять защищаем честь своей шотландской бабушки и ее знаменитой интуиции?
— Я никогда не доверяла интуиции, — очень серьезно произнесла Хедер. — Даже дома, в Шотландии. Но сейчас я уже не так уверена… Как там Марко?
— Без особых изменений; хотя Джуди удалось заставить его проглотить немного бульона. Похоже, ему лучше; хотя пульс до сих пор чудовищно неровный. Кстати, а где Джуди?
— Отправилась в лес с Мак–Леодом; но я взяла с нее обещание далеко не отходить от поляны.
Из палатки послышалось шевеление, и Хедер с Юэном бросились внутрь; впервые за три дня Забал издавал что–то, кроме бессвязных стонов.
— Que paso? — хрипло бормотал он, пытаясь приподняться. — O Dio, me duelo… duele tanto…[3]– Все в порядке, Марко, — негромко проговорил Юэн, склонившись над ним, — мы здесь, рядом. Вам больно?
Тот снова пробормотал что–то по–испански; Юэн непонимающе взглянул на Хедер.
— Я не знаю испанского, — мотнула головой девушка. — Это, скорее, к Камилле… а я помню только несколько слов.
Но прежде чем она собралась напрячь память, Забал пробормотал:
— Больно? Еще как! Что это были за твари? Как долго… Где Рэйф?
Прежде чем ответить, Юэн померил у Забала пульс.
— Только не пытайтесь сесть, — наконец произнес он. — Я подложу вам еще одну подушку. Вы были очень плохи; мы и не надеялись, что вы вытянете.
«Да и сейчас я не больно–то уверен, — мрачно подумал Юэн, скатывая в рулон свою запасную куртку и подкладывая Забалу под голову; Хедер тем временем пыталась заставить ксеноботаника съесть немного супа. — Нет, пожалуйста, хватит с нас смертей!» Но он прекрасно понимал, что от его мольбы толку мало. На Земле, как правило, умирали только от старости. Здесь же все было иначе. Чертовски иначе.
— Вам пока вредно разговаривать, — произнес он. — Лежите спокойно, мы все вам расскажем.