Робинзоны Вселенной

— Все оставшиеся в живых участники эксперимента имеют выбор: либо вернуться на свою родную планету, либо остаться на Ахернар Четыре. На данной планете разумная жизнь не возникла. Значит, она пригодна для колонизации. Однако любой испытуемый, пожелавший вернуться на родную планету, будет незамедлительно туда доставлен. По ряду причин, одна из которых — психическое здоровье испытуемого, пожелавшим вернуться будет установлен амнезирующий блок. Ничего не помня о прошедшем эксперименте, они не будут подвержены ретроактивным эмоциональным стрессам. По возвращении возможно оказание финансовой и временной медицинской помощи. Просим сообщить ваше решение.

Наступила тишина.

Авери и Барбара, Том и Мэри глядели друг на друга. С изумлением и волнением.

Можно вернуться на Землю!

Эта мысль непрекращающимся колокольным звоном гудела у Авери в ушах. Он подумал о Лондоне. Так долго Лондон оставался для него далеким и туманным, но возможность туда вернуться магическим образом сделала город реальным, зримым, словно волшебный калейдоскоп замелькал перед его глазами… Гайд Парк, площадь Пикадилли, театры, магазины, люди на улицах, подземка, Биг Бэн, набережные…

Он видел все сразу. Он слышал гудки автомобилей и пение уличных музыкантов, посвист скворцов в Вайтхолле и на Трафальгарской площади. Он чуял запах жареных каштанов, переполненных ресторанов и поздних роз в корзинке цветочницы.

Он видел, слышал, обонял… он почти мог коснуться. И вдруг он испытал шок. Он понял, что на самом деле вовсе не хочет возвращаться в Лондон. Он ничего не хочет. Ибо Лондон означал забвение. Вернуться в Лондон значило потерять все, что возникло между ним и Барбарой… и Томом… и Мэри… Лондон значил получить так мало и потерять при этом так много.

Он посмотрел на своих спутников и понял, что они тоже не хотят расставаться с памятью о том, что связывает их в единое целое. На земле все они были одиноки. Здесь, в семидесяти световых годах от Земли, они нашли друг друга.

Но была еще и другая причина, почему Авери не хотелось возвращаться назад — причина, еще только полуоформившаяся в его сознании. Здесь у них был шанс творить. Была возможность начать с самого начала, творить из ничего с помощью только своих рук и надежд. Возможность сделать нечто новое… Чертовски привлекательная возможность. И чертовски трудно осуществимая. Но за которую стоит побороться.

Бессознательным движением он обнял Барбару за плечи. Они поглядели друг на друга… как смотрели сейчас друг на друга Том и Мэри. Они поглядели друг другу в глаза, и им все стало ясно.

— Ну что, сказать дядюшке, что мы думаем о его предложении? — тихо спросил Авери.

— Есть еще один вопрос, — покачала головой Барбара, наклоняясь над машинкой. — Мы имеем право знать…

— Мы хотим вас увидеть, — напечатала она. — Вы использовали нас в своих целях без нашего на то согласия. Теперь мы хотим видеть вас.

— Это не имеет смысла, — появился загадочный ответ. — У нас нет приемлемого истинного образа.

— И однако мы хотим вас увидеть, — настаивала Барбара. — Или вы боитесь предстать перед нами?

После долгой паузы машинка ответила:

— У нас нет истинного образа. Но судите об этом сами. Ваше желание будет исполнено.

Внезапно послышалось какое–то жужжание, словно все пчелы вселенной собрались в крошечной невидимой точке.

Еще миг, и жужжание исчезло. Чуть дальше по берегу над песком парил скромный ослепительный золотой шар ярдов тридцати в поперечнике.

Раздался сухой треск (Авери хорошо его запомнил!), словно звон бьющегося секла. На мгновение шар замерцал и пропал.

Там, где он только что был, стояли четыре человека.

Два мужчины и две женщины.

Четверо золотых людей.

И одна из них — Злитри.

Авери непроизвольно сделал шаг вперед. Но за время этого шага его желание двигаться растаяло, словно дым.

Золотые люди больше не были золотыми людьми. Они превратились во второго Тома, вторую Мэри, вторую Барбару и… второго Авери. Они походили на землян во всех, самых мелких деталях — даже краешек повязки, торчащий у Тома из–под рубашки, и тот было не отличить от подлинного. Даже ожог на руке Мэри — след вчерашнего сражения…

— Простите наши фокусы, — сказал второй Авери. — Не бойтесь нас. Мы только хотели показать, что у нас нет истинного облика… думайте об этом как о защитной методике вроде той, что применяет земной хамелеон, только несравненно более сложной.

Из уст своего двойника Авери слышал свой собственный голос. Но хотя он и был потрясен столь неожиданным поворотом событий, мозг его продолжал работать… К своему глубочайшему изумлению, он вдруг услышал свои собственные слова, вылетевшие из его собственного рта:

— Фокусов нам недостаточно. Раз так, покажите нам тот образ, который ближе всего к истинному.

— Как вам угодно, — ответил псевдо‑Авери.

Фигуры изменились.

Они превратились в нечто знакомое и одновременно неописуемо чужое. Они стали чудовищами и одновременно вовсе не чудовищами, людьми, которые не были ни мужчинами, ни женщинами.