Робинзоны Венеры

Все коммуникационные кабели, связывающие льдину с доком, разумеется, оборвало при старте, а установленные на «Пилигриме» временные антенны расплавил факел двигателя. Женя остался наедине со звездами — безгласен и глух.

Навигационная аппаратура работала исправно. Компенсаторы скафандра позволяли нормально переносить все возрастающую с каждым часом перегрузку. В оставшиеся до входа в червоточину дни Женя ел, спал, смотрел мультфильмы про приключения робота Аркадия и думал о вечном.

Когда звезды вздрогнули и размазались полосами ослепительного сияния, прежде чем погаснуть на бесконечно короткий миг, а потом засияли с прежней холодной безжалостностью, Женя понял, что Рубикон перейден.

Солнце полыхнуло лохматым шаром в мгновенно затемнившееся забрало шлема.

Червоточина — одна из сотен искусственных «нор», образовывающих разветвленную транспортную сеть внутри Солнечной системы — осталась позади. Навигатор отрапортовал о коррекции курса.

До Венеры оставался месяц пути.

Женя сбросил путы вязкого оцепенения и начал действовать.

Когда пара корректировочных движков и демонтированные конструкции купола превратились под руками Жени в некое подобие управляемой ракеты, Венера стала уже явственно видимым туманным диском с ослепительным ободком подсвеченной солнцем атмосферы.

Той самой атмосферы, которую призваны были изменить десятки тысяч беспилотных ледяных снарядов, подобных пятнадцатому «Пилигриму».

Соединив дублирующие блоки навигационной системы с системой ориентации скафандра, Женя дал импульс дюзами, воспарив над ледяной равниной своего пристанища в облаке кипящей воды.

Сориентировал кораблик по Солнцу и звездам, отметив попутно, что смежным курсом с «Пилигримом», который уходил теперь все дальше к Венере, неторопливо — по космическим меркам — движется какая-то баржа.

«Пилигрим» ушел далеко вперед. Факел его превратился в ослепительно яркую звезду, способную яркостью поспорить с Солнцем.

Женя просчитал траекторию, которая должна была вывести его на орбиту вокруг Венеры, где его наверняка засечет система слежения, отработал положенное время движками и летел по инерции оставшуюся неделю.

Когда пришло время для корректировки орбиты, выяснилось, что рециклер вышел из строя от перегрева, и дышать Жене станет нечем гораздо раньше, чем он достигнет пределов досягаемости орбитальных служб венерианского припланетья.

Двигавшийся параллельным курсом всего в сотне тысяч километров транспортный корабль в одночасье сделался для Жени объектом пристального интереса.

Наконец, тщательно проверив все расчеты, он решился.

2. Плантатор Сережка и черные негры

Плантатору Сережке было неимоверно скучно.

Он третий месяц падал на Венеру вместе с вверенной ему плантацией хлореллы. Полсотни цистерн с питательным агаром за четыре месяца пути должны были до краев наполниться бесчисленными потомками тех водорослей, что были выведены в чашках лабораторий орбитального Академгородка в Приземелье.

Трансгенно измененная хлорелла, превратившаяся в аэроводоросль, должна была отправиться в свободное плавание в атмосферных течениях знойной сестрички Земли. Совместно с сине-зелеными водорослями, распыленными в венерианской атмосфере с гидропонных ферм, подобных сережкиной, хлорелла лет через сто могла сделать венерианский воздух пригодным для дыхания.

Теоретически хватило бы и одной затравки водорослей, которые неуемно размножались бы в геометрической прогрессии — врагов у хлореллы и ее сине-зеленых родственников на Венере не было. Но тогда сроки преобразования планетарной атмосферы растягивались лет на пятьсот — а ждать так долго было для растущего населения Земли непозволительной роскошью. Поэтому международный проект «Зеленая Сестра» набирал обороты с каждым месяцем, и еженедельно к Венере уходила пара балкеров: один — с сине-зелеными водорослями — от Союза Евроштатов, второй — с хлореллой — от орбитальных причалов советского Академгородка.

Та баржа, которой сейчас «командовал» Сережка, несла в своих гидропонных чанах экспериментальный штамм, которому требовалось на одно поперечное деление времени вдвое меньше, чем предыдущим образцам трансгенной хлореллы.

Согласно показаниям приборов, штамм чувствовал себя распрекрасно — хорошо кушал, поглощал углекислоту из резервуаров, исправно поставлял кислород на нужды единственного члена экипажа в количестве, которого тому хватило бы уже на сотню-другую лет при сверхактивном его поглощении, и ежедневно удваивал объем своих колоний, похожих на заполненные газом крошечные пузырьки.

Сережке нравилось чувствовать себя плантатором.

Он никому в этом, конечно же, не признался бы — и вовсе не потому, что пришлось бы всерьез работать над собой для того, чтобы не лишиться чести носить на груди значок с алым знаменем, право на который он заслужил с таким трудом!

Сережка не чувствовал себя рабовладельцем — ведь такие мысли недостойны советского человека. А вот роботовладельцем он себя как раз чувствовал. И, более того — роботовладельцем он как раз и являлся.