Робинзонка

Но самое худшее — что она не могла ни с кем поделиться своими бедами. Отцу ей не хотелось рассказывать, ведь он мог ее и не понять. Или не придать ее рассказам значения. А может, даже и посмеяться! Казался же ему смешным Духонь! Отец называл его непородистым щенком, хотя Духонь был вполне симпатичным парнем. А как он старался учить Блажену!.. Впрочем, если теперь он ездит с Мадей…

Размышляя о своих горестях, Блажена вспомнила, что Робинзон в своем бедственном положении вел дневник. Так же поступит и она. Свое душевное состояние надо подвергнуть анализу. Тогда она освободится от грустных мыслей, которые давят на нее день ото дня сильнее. Она положит на чашу весов все хорошее и плохое в ее теперешней жизни. Робинзона это успокаивало. Может, успокоит и ее.

Порывшись в книгах на письменном столе, она нашла, что ей нужно: небольшую записную книжку. В ручке не осталось чернил, в пузырьке их было на донышке, одно воспоминание. Но на сегодня хватит, если она разведет их водой.

Первую страницу она оставила чистой, потому что подходящая надпись ей так и не пришла в голову. Как назвать: «Дневник», «Остров отчаяния» или «На необитаемом острове»? Ни одно название ей не нравилось.

Вторую страницу она разделила пополам. На левой стороне написала «Зло», на правой — «Добро».

Начала Блажена цитатой из «Робинзона», которая так и просилась сюда:

«Если нас огорчает зло, то мы должны не забывать и о добре, которым зло сопровождается, и о том, что могло быть еще хуже».

Так Блажена утешала себя, разочаровавшись в Маде. В который уже раз?

Минуту она сидела раздумывая, потом принялась писать. Она смотрела, как разбегаются буквы по странице, и тут ее вновь охватили самые разные чувства, приятные или недобрые, в зависимости от того, какую букву она собиралась писать. «Л» казалось ей чванным заморышем, на «О» ей хотелось плыть, как на надутом круге, а «Ф» в ее представлении походило на старого отвратительного бородача. Первое знакомство с буквами пробудило в ней в свое время даже какое-то ощущение музыки и вызвало новые образы.

Но тут она вдруг убедилась, что ее руки, погрубевшие от работы, не в силах писать так же красиво и плавно, как раньше, когда они были гладкими и нежными, с неполоманными ногтями. Тогда ей нравилось на них смотреть, а теперь ручка не слушалась, и ей приходилось с большим усилием выводить каждую букву.

Когда она закончила, то на второй страничке записной книжки появилось следующее:

ЗЛО

У меня умерла мама. Из рая детства я попала на остров кухни и уборки.

Прости-прощай школа, учительница чешского и все мои подруги.

У меня нет велосипеда, хотя я и научилась на нем ездить.

ДОБРО

Но у меня есть отец. Он обо мне заботится и даже развлекает.

Зато мне не приходится все время видеть Мадю Будилову и выслушивать ее насмешки. Пусть себе ездит на велосипеде, а у меня целый остров, и я царствую там, как хочу!

Я изгнала дикарей, и все страхи мои кончились.

Но тут Блажена остановилась. Сейчас ей нужно написать о брате. Зло это или добро? Конечно, иметь брата неплохо, будь он, скажем, такой, как у Матоушевой: ездит с ней на велосипеде за город и во всем ее верный товарищ. А о Петричке она не может сказать, какой он будет, хороший или плохой. И Блажа решительно написала посредине страницы: У меня есть брат, но только толку от него никакого. Книжку она положила в конверт, заклеила и спрятала в надежном месте. Она надеется, что отцу не придет в голову рыться в ее бельевом шкафу. Она все быстро там сровняла, чтобы не осталось никаких следов.

Отец, разумеется, и не думал разыскивать что-нибудь. Он пришел к ужину и нашел на столе только колбасу. Уже не в первый раз он безропотно съедал ее, но сегодня, кончив есть, наклонился к Блажене и сказал:

— А что, если я на завтра куплю шницели? Завтра воскресенье, и у нас будет праздничный ужин.

— Шницели! Ура! Я так их давно не ела! А ты думаешь… я сумею их сварить?

— Шницели жарятся, Блажена. Разве в твоей «Поварихе» о них ничего нет?

— Наверно, есть, но я ей, папка, не совсем доверяю. Помнишь, как вышло с рыбой? А шницели — штука сложная.

— Тогда, знаешь, пусть тебе их зажарит Тонечка. Я даже попросил ее, а ты посмотришь, как они готовятся.

— Мне идти к ее хозяевам? А если меня выгонят?

— Все улажено. Ты уйдешь раньше, чем они явятся к обеду. Или ты не хочешь научиться готовить что-нибудь приличное?

— Ну что ты, я мечтаю об этом! Все будет так, как ты хочешь, мудрый Овокаки! Я буду жарить шницели к ужину, а ты купишь к обеду пирог в булочной.

— Ах ты, хитрюга! Ладно, куплю. А что у нас будет на первое?

— Суп из цветной капусты. Это я умею, и он тебе нравится.