Робинзон по пятницам

— Верю, вот вам — верю. И ценю за своевременное информирование следственных органов.

Дед аж цокнул от зависти, дескать, Клару оценили, а он, что — не у дел?

— Я тоже кое-что слышал, — Карл Иваныч авторитетно запыхтел трубкой. — Романов Эфу замуж звал.

Тьфу ты! Час от часу не легче. Если так и дальше пойдет, то Ольга моментом выдаст размер моего бюстгалтера, решив, что эта весьма ценная информация также поможет следствию. Пора вмешаться в семейную идиллию и расставить все точки, а заодно и запятые.

— Ну и что? Звал! Будто я уродина какая! Меня теперь и замуж взять нельзя?

Федоров сочувственно взглянул на мою покрасневшую физиономию:

— Как вы такое могли подумать, Стефания Андреевна, вы очень даже не уродина. А так… В общем, можно, если что.

— Можно что, простите? — ледяным тоном осведомилась я. — С этого места попрошу поподробнее.

Он стушевался на мгновение, но затем перехватил инициативу:

— Нет, это я попрошу вас поподробнее: в каких отношениях вы состояли с потерпевшим Романовым?

— Исключительно в соседских. Он — на своей половине, я — на своей. В гости друг к другу ходили редко. Слушайте, а может, все-таки в дом? — последнюю фразу я уже выбивала на морозе зубами, переминаясь с ноги на ногу от холода.

— И оскорбить наш дом призраком преступления? — выдала контраргумент тетя Соня. В своей телогрейке от кутюр она чем-то напоминала статую Фемиды в провинциальном суде.

— Он и так оскорблен. Вон Алекса выносят. Вперед ногами. — На меня неожиданно навалилась усталость и апатия. Ничего не хочу: только спать, спать, спать. В тепле и комфорте. В конце концов, если меня хотят арестовать, то пусть арестовывают дома. По правилам игры я еще узелок должна собрать: зубную щетку, смену белья и сигареты. И сухарики! Как же я без них?

— Вы оставайтесь, а я пошла — замерзла.

И направилась к дому, игнорируя выкрики возмущенных родственников. У порога неожиданно поскользнулась, поддержал Федор Федорович.

— Удивительная у вас выдержка, Стефания Андреевна. Два трупа за день, а вы и слезинки не проронили.

— Послушайте, Федор Федорович, трупы эти не имеют ко мне никакого отношения. Это не мои трупы.

— Охотно верю. И все же вы к ним имеете самое непосредственное отношение. В первом случае вас застали на месте преступления. Во втором — труп нашли в вашем доме.

— Ну и что?

— То самое. Это очень подозрительно, — он уничижительно смерил меня с головы до новых итальянских сапожек.

Мы уже стояли в прихожей. Вокруг Федорова сгрудились мои родичи. И затаив дыхание, внимали его словам. У каждого в глазах застыла собственная версия происшедшего. Объединяло родственников одно: виновной считали все-таки меня.

Жбану надоело сидеть у меня за пазухой, и он, недовольно квакнув, высунул бородавчатую голову наружу.

Федоров споткнулся на полуслове.

— Что это?

— Жаб. По-моему, очень хорошенький. Не находите?! Он теперь будет со мной жить и спать в моей постели.

— А-а, мама!

И вдруг стало тихо. О поле, поле, кто тебя усеял?! Теперь я знаю ответ на этот классический вопрос. Федоров, единственный, кто остался в сознании, ошарашенно взирал на домочадцев, находившихся в глубоком и, надеюсь, продолжительном обмороке. Кто бы мог подумать, что меня окружают столь чувствительные люди! Я аккуратно переступила через них, сняла новые сапоги и шубку. И на цыпочках прошла в кухню. Настроение мгновенно улучшилось: ужин в спокойной обстановке с симпатичным мужчиной, об этом можно только мечтать. Если подумать, то пятница, 13-е, не такое уж плохое сочетание. Но в следующий раз, вы слышите, в следующий раз — я обязательно впаду в состоянии комы. Помяните мое слово!

***

— Эфа! Ты спишь?

— Кто здесь?

— Это я.

— Кто я?

— Клара…

— Что ж, вам, бабушка, не спится в ночи? Изжога замучила?

Я включила ночник и посмотрела на часы. Полчетвертого. Самое время для тихих задушевных бесед. Клара сидела на кровати и жадно меня разглядывала. В руках у нее был томик Агаты Кристи. "Убийство викария". Очень актуально.

— Эфа, я должна тебе сказать что-то очень важное.

Бабуля драматически понизила голос и сделала паузу. По сценарию мне полагалось сделать заинтересованное лицо. Гримаса интереса не складывалась: очень уж хотелось спать.

— Эфа, ты меня не слушаешь!

— Слушаю, бабушка, слушаю.

— На семейном совете мы решили: что ты виновна.

— Молодцы! Вы показали чудеса дедукции.

Клара обиделась, не расслышав.

— Нечего обвинять дедушку. Мы все так решили.

— И что теперь?

— Теперь мы будем за тобой следить.

— Хорошо, следите. — Я зевнула и зарылась в подушку. — А я пока посплю.

— Эфа!

Господи, этот шепот даже мертвого из могилы поднимет.

— Ну что еще?

— Я тебе верю! Кто-то встал на твоем пути, — Клара обличающе потрясла томиком Кристи. — Но я найду негодяя, и тогда справедливость восторжествует.

— Угу! Ищите.

— Но ты мне должна все рассказать. — Клара достала из кармана халата блокнот, явно приготовившись записывать исповедь несостоявшейся (а то и состоявшейся) убийцы.