Читаем Робин Гуд полностью

– Проклятое племя! – бранился он. – Такие же моряки из вас, как из меня епископ! Быть вам на дне сегодня, туда вам и дорога! Только и мне погибать вместе с вами. Смотрите, уже не видать берегов!

Корабельщик спустил парус и прикрикнул на Маленького Джона, чтобы он получше правил рулём. Он стоял посреди лодки, широко расставив ноги, так твёрдо, будто прирос к её Дну.

– Клянусь святым Патриком, – говорил корабельщик, – жизни не жалко, чтобы посмотреть, как вы будете пускать пузыри! Сухопутные крысы, отчитал бы я вас покрепче, да боюсь прогневить святых! В такую погодку мы лавливали рыбу и приходили домой, не зачерпнув ни капли воды. А с вами и сети не бросишь в море, болтаешься, как горелый пень! Смотрите, как правят настоящие моряки!

Солнце прорвало тучу, синий лоскут далеко впереди осветился ярким блеском, и по этому солнечному полю, гордо надув паруса и плавно покачиваясь, шёл корабль с золочёным носом.

– Это французский купец, – сказал корабельщик.

Он бросился к мачте и быстро распустил парус, потом крикнул Маленькому Джону:

– Поворачивай назад, долговязый! С вами тут сгоришь от стыда. Люди скажут: глядите на старого дурня, который полощется в море, как дохлый щенок! Говорю тебе, поворачивай назад, святой крест и тридцать угодников!

А солнечное поле побежало по морю, и лучи задели верхушку мачты, осветили баркас и зелёные плащи. Молодцы ударили вёслами, и баркас, подгоняемый попутным ветром, как ни плохо гребли стрелки, запрыгал по волнам, как подхлёстнутый, ближе и ближе подходя к французскому бригу. Уже корабельщик увидел, как смотрят на них, прикрыв глаза ладонью, французские мореходы, а потом трясутся и хохочут, хватаясь за бока.

– А рыбка хороша! – громко сказал Робин Гуд. – Что за весёлый народ корабельщики! Смейтесь погромче, мореходы, потому что, клянусь святым Кесбертом, когда мы примемся за рыбную ловлю, вам будет не до смеха!

Он поднял лук и уже натянул тетиву, но лживое море обмануло его, и лодка взметнулась носом кверху, так что французский бриг пропал, соскользнув за горизонт, и, прежде чем он показался снова, доски ушли из-под ног стрелка.

– Тьфу, пропасть, чёртовы качели! – воскликнул Робин. – А ну, молодцы, привяжите меня к мачте покрепче!

Мук, сын мельника, и Скателок отсекли от сети крепкий смолёный конец и прикрутили Робина к мачте. Французский бриг был уже близко, и корабельщики указывали на Робина пальцами, хохотали и кричали непонятные слова. А ветер рвал с кипучих волн белую пену и бросал солёные брызги в лицо.

– Только б они не удрали от нас, – сказал Мук, вытаскивая стрелу из колчана, – а уж мы посмеёмся над ними вдосталь!

Между тем Робин выбрал себе мишень: чернобородого француза в голубом кафтане, который громче всех смеялся и, перегнувшись через борт судна, показывал пальцами на стрелка.

Волна снова подкинула кверху «Зелёные весла», и нос баркаса уткнулся бушпритом в самое небо, заслонив собой французов.

Но на этот раз Робин прочно стоял на ногах, упёршись спиной в мачту, и, едва баркас перекачнулся через гребень волны, он выстрелил навскидку, и чернобородый, вскрикнув, покатился под ноги своим спутникам.

На палубе французского брига поднялась суматоха.

Вдоль борта, обращённого к баркасу, вырос ряд щитов, паруса захлопали, руль взрыл волны, меняя направление корабля. В руках у французов появились арбалеты, и тотчас же в воздухе встретились десятки стрел.

Маленький Джон бросил румпель. И баркас, болтаясь из стороны в сторону под ударами ветра и волн, повернулся бортом к приближающемуся неприятелю.

– Берегите стрелы, ребята, – сказал стрелкам Робин Гуд. – Ставлю голову об заклад, у нас будет весёлая драка!

Снова Робин рванул тетиву, и ещё одна стрела попала в цель. Не промахнулись и Билль Белоручка, и Мук, и Маленький Джон.

Строй французских стрелков поредел, а на баркасе «Зелёные весла» никто ещё не был ни ранен, ни задет, потому что неуклюжие арбалеты не могли сравниться с быстрыми луками лесных молодцов.

Отец Тук был, однако, слишком крупной мишенью, и стрела, пробив спущенный парус, вонзилась ему в бедро.

– Такими стрелами только воробьёв бить! – проворчал отец Тук и собрался отправить гостинец обратно, но стрела оказалась слишком коротка для его шестифутового лука.

В это время воин в кольчуге, от которой отскакивали стрелы, сложил руки трубой и что-то крикнул своим людям.

Услышав его слова, корабельщик бросился к Робину.

– Они хотят нас потопить, стрелок! – воскликнул он. – Смотри, они раздавят нас, как ореховую скорлупку!

– С божьей помощью, не потопят, – ответил Робин. – Становись к рулю, старик, и держи эту трясучую посудину хоть зубами, чтобы она поменьше прыгала. Мы бьём без промаха на твёрдой земле, и за каждое мгновение, когда можно будет пустить верную стрелу, ты получишь кругленький золотой.

Подрагивая на ходу, французский бриг быстро приближался к баркасу. Его высокий золочёный нос, готовый надвое рассечь утлое судёнышко, поднялся над водой, как меч, а парус, напруженный ветром, дугой выгибал упругую мачту.

Робин Гуд подмигнул стрелкам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза