— Я сам могу о себе позаботиться, — ответил я. — А жилось мне очень даже неплохо. У меня был свой дом, а если бы мне пришлось туго, то я знал, к кому обратиться за поддержкой.
— Вот как? — воскликнула девушка, внимательно меня выслушав. — В таком случае, я ошиблась, сочтя тебя несчастным сироткой. Ты у нас, оказывается, самостоятельный человек.
Мне её слова польстили.
— А раз ты такой самостоятельный, то вставай, умывайся и одевайся, а я пока застелю кровать и приберу в комнате. Ведь ты не возражаешь, если я буду это делать в твоём присутствии?
Я не только не возражал, но втайне недоумевал, зачем нужно прибирать в чистой комнате и застилать кровать, в которую вечером всё равно надо будет лечь.
— У меня тоже нет родителей, — сообщила Фанни, энергично взбивая подушки. — Они оба умерли, когда мне было пятнадцать лет. Но в то время я была уже на своих ногах и успела поступить служанкой в приличный дом. Там я проработала четыре года, а когда семья собралась во Францию, меня приглашали поехать с ними.
— А ты? — заинтересовался я.
— Я не поехала и поступила сюда. Это было год назад.
— Я бы поехал во Францию, — признался я. — Я знал одного француза. Он говорил, что нет города лучше, чем По.
— Может быть, и я бы решилась, если бы можно было взять с собой сестру, а разлучаться с ней мне не хотелось, ведь она моложе меня на два года и я могу оказаться ей необходима. Но я не прогадала, не попав в чужую страну. Это место очень славное.
Я подумал, что раз уж девочка из далёкого детства исчезла из моей жизни, то в этом есть и хорошая сторона, потому что мне не надо, делая какой-то выбор, думать о том, что будет с сестрой.
— Расскажи, как ты встретил мистера Чарльза, — попросила Фанни.
Я добросовестно поведал наши ночные приключения, умолчав и на этот раз о том, что знаю убийцу женщины по имени Джулия.
Фанни покачала головой.
— Ты очень неосторожен, Робин, — сказала она. — Это очень хорошо, что ты не побоялся спасти молодого хозяина, однако ты напрасно стал выслеживать грабителя, ведь он легко мог тебя убить. Но раз этого не случилось, и ты поступил геройски, то ты вправе рассчитывать на благодарность. Теперь ты будешь жить совсем иначе. Ты будешь воспитанным мальчиком, выучишься на юриста или на врача, а может, на инженера. Только для начала, пока к тебе ещё не привыкли, ты должен вести себя примерно и быть послушным.
— А потом, когда ко мне привыкнут? — пожелал узнать я.
— Потом, когда ты усвоишь новые привычки, ты и сам не захочешь возвращаться к старым. Хочешь дружеский совет?
— Я никогда не отказывался от хороших советов.
— Не серди Агнес, — значительно произнесла Фанни. — И не дай тебе Бог взять что-нибудь без спроса, даже самый что ни на есть пустяк.
В устах кого-то другого это предупреждение могло показаться обидным, но Фанни сумела придать ему оттенок дружеской заботы.
— Тебе очень повезло, Робин, так что не разрушь счастье собственными руками.
— Я буду стараться, — доверительно пообещал я.
Я подумал, уместно ли будет в эту минуту или позже спросить её о папиросе. Ясно, что она не курит, так стоит ли заводить об этом разговор?
— Вот и хорошо, — одобрила моё намерение Фанни. — А теперь я отведу тебя в столовую, иначе ты опоздаешь к завтраку, а заставлять себя ждать, да ещё в первый же день, нехорошо. Вчера тебя догадались покормить?
Я был настроен слишком милостиво, чтобы говорить горькие истины, и к тому же был озабочен скорым приходом в столовую, поэтому ответил просто:
— Было очень поздно, и я не хотел есть.
— Ну, что же ты стоишь? — поторопила меня Фанни. — Пойдём.
Я чуть было не спросил, нельзя ли мне поесть здесь, до того страшился встречи с семьёй моего нового отца, но устыдился самого себя. Всё равно ведь с ними придётся встретиться, так что чем это скорее произойдёт, тем лучше.
Столовая меня почти устрашила, настолько она была велика, великолепна и богата. Если не знать заранее, что это такое, то можно подумать, что попал в самый главный зал королевского дворца, вот только тронов возле длинного стола многовато.
— Доброе утро, Робин, — приветствовал меня отец.
Здесь он казался другим, не таким, каким был вчера, но по-прежнему добрым.
— Доброе утро, отец, — отозвался я, стараясь попасть в тон.