Рюрик Скьёльдунг

Правда, Куник вводит дополнительно гипотезу о том, что Сигфрид и Хальфдан, о которых сообщается в анналах франков, были одним лицом, но данная гипотеза не была принята историками. Крузе и Фогель считали Рёрика сыном Хальфдана, в то время как Куник и Фердинанд Лот считали его сыном брата Харальда Клака. Это снимает вопрос, высказанный М. Жихом о том, что Рёрик нигде напрямую не назван Скьёльдунгом. К. Крамбс считает его сыном Регенфрида.

Трудно судить об обоснованности гипотетической генеалогии Скьёльдунгов от К. Крамбса (поскольку его книга написана на датском языке, которым автор, к сожалению, не владеет), но если она верна, то у Рёрика оставался во Фризии сын, названный в честь последнего короля фризов Радбода (Редбада), упорно сопротивлявшегося франкам и даже сумевшего разбить Карла Мартелла. Тогда становится более вероятным предположение А. А. Горского о связях Рюриковичей с династией Священной Римской империи через бабку Оттона Рейнхильду, которая была датско-фризского происхождения и могла быть дочерью Рёрика от брака с представительницей местной знати (Горский 2018).

Гипотеза Крамбса основана на сообщениях Дудо Сан-Кантенского и Гильома Жюмьежского о борьбе Ролло во Фризии с каким-то вельможей Радбодом фризским. Гипотеза спорная, поскольку некоторые историки вообще отрицают пребывание Ролло во Фризии. Генеалогии с использованием сообщений Иоакимовской летописи в таблицы не включены в связи со спорным характером данного источника.

Во всяком случае, данные генеалогические таблицы позволяют получить более ясное представление о родственных отношениях в клане Скёльдунгов и о расхождениях во взглядах историков на их генеалогию.

Приложение С. С. Алексашин "Хроника Рорика Фрисландского и Рюрика Новгородского"

Часть I. Рорик Фрисландский

Отечественная историография отождествляет Рорика Фрисландского и Рюрика Новгородского с оговоркой, что имел место институт приглашения на Русь. Впервые эту версию выдвинул летописец преподобный Нестор[38], который, по негласному решению историков, стал основоположником норманнской версии. Нестор не отождествлял варягов со скандинавами, но считал русь одним из этнических образований, составлявших, с точки зрения летописца и его соотечественников, общность «варяги». По всей видимости, «варяги», как и «немцы», — камни (грабли?) преткновения в отечественной истории, о которые историки периодически спотыкаются, реализуя скандинавскую мифологему о трех братьях-варягах, приглашенных на Русь. Материалы, из которых Нестор почерпнул столь подробное предание, тоже до сих пор остаются загадкой. Были ли это пасхальные таблицы или ладожские легенды, какие-то древние списки — неизвестно.

С некоторыми подробностями из жизни Рюрика — этой полулегендарной для Руси личности — знакомит В. Н. Татищев, рассказывая о Иоакимовской летописи, которую никто не видел, но слышали о ней многие. Правда, наличие в руках В. Татищева уникального хронографа подтверждает Г. Ф. Миллер в статье 1755 года под названием «О первом летописце преподобном Несторе». Он пишет, что «Татищев хвалился списком Нестора, где квадратные буквы римские и греческие и речи неразумные есть до 1197 года. Имя Нестора в начале обозначено…» Но согласно «Сказанию о начале славянской письменности» до создания Константином Философом глаголического алфавита у славян не было письменности, за исключением знаков для гадания («чертами и резанами гадаху»). После крещения они записывали свою речь «римсками и гречьскыми письмены без устроя», то есть без всяких правил. К сожалению, остается только догадываться, что имел в виду В. Татищев, деликатно называя «неразумными речами», будучи членом Тайной канцелярии? Не эта ли «историческая ересь супротив государства Российского» в переданных В. Татищеву списках тетрадей стала поводом для заявления им, что хозяин рукописи покойный свойственник историка — архимандрит Мелхиседек Борщов, и самого историка вынудила объявить Рюрика родом из местных финнов? Тем более что в списке личной библиотеки В. Татищева, составленном по смерти его сыном Евграфом Татищевым, подобная рукопись не значится. К этой загадке можно прибавить и случившийся пожар в их родовом селе Грибанове спустя всего две недели со дня смерти историка, уничтоживший поместье В. Татищева вместе с архивом. Но даже дозированное изложение Иоакимовской летописи говорит о ее исключительной ценности.

Что касается собственно летописи, то лишь в наши дни мы вновь возвращаемся к ней на новом уровне понимания — как к ценнейшему источнику реликтового пласта общебалтийской мифологии. У летописца Иоакима есть и сторонники, и противники. Однако, несмотря на разгромные докторские диссертации и жесткую критику этого документа и его содержания, со временем мы находим все больше подтверждений реальности описываемых событий. Правда, это касается только так называемого «Призвания…»