Ритуал последней брачной ночи

Теперь я была более осмотрительна: дегустировала еще неизвестные мне сорта наперсточными дозами и старалась сохранять ясную голову. Тем более что молдаванин обращался именно к моей голове. На все остальные части тела ему было ровным счетом наплевать.

Это потрясающее ощущение — чувствовать себя чуть более хмельной, чем на самом деле. И чуть более умной. Может быть, именно это и есть настоящая жизнь, к которой нужно относиться, как к послевкусию?..

У въезда на Крестовский Чорбу остановил свой микроавтобус, достал еще одну бутылку вина и позвал меня наружу:

— Идите сюда, Римма.

Я повиновалась.

Молдаванин подвел меня к старой липе — почти отцветшей, но еще сохраняющей тонкий приторный аромат — и снова откупорил бутылку.

— А бокалы? — удивилась я.

— Подставляйте ладони, — подмигнул мне Чорбу. — Только сожмите их крепче.

Я сложила ладони лодочкой, и он осторожно налил в них вино. А потом припал губами к этой импровизированной чаше. И быстро добрался до дна.

— А теперь? — спросила я, холодея от предчувствий.

— А теперь — вы.

Я перехватила бутылку пальцами, подсушенными неторопливым молдавским ртом, и опрокинула ее в живой Ковшик ладоней Аурэла.

— Можно?

— Пейте, — позволил мне Чорбу.

Вот что было гвоздем вечера — вино из рук мужчины! Самая натуральная сцена соблазнения, как же я раньше этого не поняла?! Но думать об этом не хотелось — во всяком случае, до тех пор, пока не закончилось вино.

— Ну, как? — спросил у меня он.

— Потрясающе.

— Определите букет? Я задумалась.

— Немного базилика — но это вино, не вы…

— А я?

— Металл… Чуть-чуть дерева… Нет, пожалуй, только металл. Но не обычный… Очень старый… — Слова выскакивали из моего горла без всякой посторонней помощи.

— Потрясающе! — Аурэл Чорбу коснулся большим, сладким от вина пальцем моего подбородка. — Как называется ваша газета?

— «Петербургская Аномалия», — с трудом вспомнила я.

— Похоже. У вас аномальный нюх. Такой нюх воспитывается десятилетиями. Или дается от бога. Вы не молдаванка?

— Нет.

— Может быть, румынка?

— Нет.

— И даже не француженка? Не итальянка из Пьемон-та? И не имеете никакого отношения к винограду?

— Никакого.

— Тогда я ничего не понимаю… Идемте. Мы вернулись к автобусу, Аурэл забросил в рот горсть черешни, повернул ключ зажигания и посмотрел на меня.

— А хотите знать, что почувствовал я?

Нет. Только не это. Если позволить молдаванину исследовать меня и дальше, то он наверняка наткнется на два трупа у береговой линии моей отчаявшейся душонки. Два трупа, которые, возможно, сам и подложил…

Нет. Вить из себя веревки я не позволю. Нет.

— Да, — потупив глаза, сказала я. — Я хочу знать, что почувствовали вы.

— Чужую кожу. Не вашу. Чужую кровь. Не вашу. И Meталл. Он тоже не ваш. И тоже необычный. И тоже очень старый…

От сладкого и какого-то невесомого испуга я щелкнула зубами и потянулась за черешней.

— Что скажете? — доморощенный молдавский поэт подмигнул мне и погладил усы.

— Даже не знаю. Это хорошо или плохо?

— Это замечательно. Вы не похожи на других женщин.

— На блудниц? — на всякий случай уточнила я. Аурэл Чорбу рассмеялся, и его фикса сверкнула в темноте, как прожектор.

— Поехали…

…Он заглушил двигатель в сотне метров от гостиницы, неподалеку от кустов жимолости, за которыми совсем недавно поджидал клиентов шофер Гена, так слу-л чайно сосватавший мне коллекционера Дементия.

— Идемте, Римма. Обещаю вам романтический взлом гостиницы. А потом мы отметим это событие коньяком «Дойна». Двадцать пять лет выдержки, исключительный ванильный букет.

— А как же камеры слежения по периметру? — спросила я.

— А вы откуда знаете о камерах слежения? Действительно, откуда я, рядовой газетный мусорщик, приставленный к псевдосветской помойке, могу знать об особенностях периметра VIP-гостиницы на Крестовском?

— Мой коллега… С которым мы пришли в вашу галерею… — быстренько выкрутилась я. — Он как раз занимается этим делом. Он мне все и рассказал.

— Он ваш любовник?

— Нет. Он любовник всех самых громких преступлений в этом городе, — выложила я всю убийственную правду-матку о Сергуне. — Ни на что другое у него не хватает времени.

— Понятно.

— А убийцу виолончелиста так и не нашли?

— Надеюсь, что не найдут, — с искренним сочувствием произнес Чорбу. — Женщину должен наказывать бог. Или дьявол. Женщина выше человеческого суда. Так же, как и вино.

Выслушав эту сомнительную с правовой точки зрения тираду винодела, я подумала о Монтесуме: Аурэл Чорбу — вот кто нашел бы общий язык с идейной мужененавистницей! Да еще смочил бы этот язык коньяком «Дойна» двадцатипятилетней выдержки.

Чорбу подтолкнул меня к кустам жимолости, а после этого влез в них и сам. Некоторое время мы простояли в опасной близости друг от друга. Я даже приготовилась к поползновениям лукавых молдавских усов, но ничего подобного не произошло.

— Теперь-то что? — спросила я.

— А вот что.

Он нагнулся и, подсвечивая себе спичками, зашарил руками по траве.

— Здесь проходит кабель, — принялся объяснять он. — Нагнитесь и сами увидите.