Ритуал последней брачной ночи

— Чарская — актриса. А актрисы еще тупоумнее мужиков. К сожалению. Сделаем так. Я переправлю тебя в Швецию, Варвара. Поживешь в Треллеборге какое-то время. Потом что-нибудь сообразим.

— «Какое-то время» — это какое?

— Не знаю, — обычная уверенность покинула Монте-суму. И это ей не понравилось. Очень не понравилось. Она нахмурилась и быстро закончила:

— Пока все не уляжется. Или пока не будет найден настоящий убийца…

— Но ты же понимаешь, что настоящий убийца никогда не будет найден! Что его никто не будет искать. Ищут меня. Потому что думают, что убийца — я.

— Это правда, — подтвердила Кайе, наша беременная лазутчица в стане врага. — Никто не сомневается, что Стаса и виолончелиста угробила Вари. Ее все видели.

Монтесума залпом допила коньяк и снова забегала по кабинету.

— Слушай, Кайе, — задумчиво сказала она. — А если ты намекнешь своему благоверному, что дело не такое простое, как кажется? И что, возможно, действовал совсем другой человек? Мужчина. А лучше — два. Или три… Чем больше их посадят — тем лучше…

— Как ты себе это представляешь? — Кайе закусила губу. — Чтобы я, честная женщина, жена и будущая мать, ни с того ни с сего отводила подозрения от какой-то проститутки? От падшей женщины, которую нужно стерилизовать и которой место за колючей проволокой на сто пятом километре…

— Как?! — синхронно спросили мы с Монтесумой. Кайе захлопала белесыми ресницами и с готовностью зашмыгала носом.

— Это Юри так говорит….

— Твою мать, где ты с ним познакомилась?! На проповеди в лютеранской церкви? — В голосе Монти послышалось жгучее любопытство.

— Или на закладке памятника жертвам СПИДа? — добавила я.

— Lollpea!!! Дуры! В парке на Елагином острове. Мы катались на лодке…

— …и он купил тебе воздушный шар и сахарную вату… Тяжелый случай, — только и смогла выговорить Монтесума. — Но, во всяком случае, понятно, что переломить общественное мнение твоего мужа мы не сможем.

— Юри сказал, что если будет хороший адвокат, то Вари получит лет пятнадцать, не больше. Или даже десять…

От такой радужной перспективы я нервно закашлялась. Монтесума похлопала меня по спине.

— Не пойдет, — отрезала она. — В тюрьме, конечно, тоже можно жить. Но регулярно таскать тебе передачи в течение пятнадцати лет… На такой подвиг я не способна, извини.

— Я могу. — Кайе всегда отличалась жертвенностью. Даже в таллинские бордельные времена, когда месячные заставали нас врасплох, а клиент напирал, на нее всегда можно было положиться. — Я тебя не оставлю, Вари!

— Значит, за подружку горой? А если муженек узнает? — подмигнула Монти нашей раскаявшейся Магдалине. — Что ты поддерживаешь падшую женщину, которую нужно стерилизовать и которой место за колючей проволокой на сто пятом километре…

— Не узнает, — пролепетала Кайе. Впрочем, никакой уверенности в ее голосе не было.

— А потом подрастет твой отпрыск, — Монтесума присела рядом с Кайе и нежно положила руку ей на живот. — И тоже будет носить тете Вари… печенье курабье и вязаные носки.

— Ненавижу печенье курабье! — вставила я.

— Тем более. Вариант с тюрягой отпадает. Остается одно. Переправить тебя в Швецию. Но это не раньше чем через неделю. А пока… Где твой список подозреваемых?..

Последующие полчаса мы перемежали список подозреваемых коньяком «Реми Мартен», потом верный Акоп принес нам две бутылки десертного «Сотерна» и молоч-но-водочный коктейль для Кайе.

— Значит, так, — подвела итог наших бдений Монте-сума. — Я займусь этим долбаным буддистом Тео Лермиттом. У меня как раз готовится эксклюзивный проектик «Сукхавати — спальня в индийском стиле»…

— Сукхавати? Это что такое? — спросила Кайе.

— Необразованные дуры! Как не мыслили дальше своего лобка, так и не мыслите. «Сукхавати» — в переводе «счастливая страна», поле Будды. Ложишься в такой спаленке — и сразу впадаешь в нирвану.

— Смело! — восхитилась я.

— Еще бы! Так что подкатить к этому искусствоведу не составит труда. Вытащу из-под земли, напрошусь на консультацию и все такое. Теперь Стас. Мы как-то выпустили его из виду. Где, ты говоришь, он жил?

— На Суворовском.

— Хорошее местечко. Родственники у него есть? Монтесума прекрасно знала, что в родственниках покойного Стасевича числится только попугай Старый Тоо-мас и две финиковые пальмы, но решила подстраховаться.

— Нет. Родственников у него нет, — подыграла Монтесуме я.

— Естественно. Такого ублюдка не могла родить женщина. Куплю-ка я, пожалуй, его гнездышко.

— Ты?! — опешили мы с Кайе.

— А что? Если на хату никто не претендует, она будет выставлена на торги. У меня концы и в Комитете по имуществу, и в агентствах по недвижимости. Тем более что я уже давно хотела улучшить жилищные условия.

— Ты видишь, Кайе, какая у нас крутая подруга? — Я хихикнула и высосала из бутылки остатки «Сотерна».

— И ее мебель стоит на даче у губернатора, — поддержала меня Кайе.

— Плюю на ваш стеб. Вы что, не понимаете, что можно совместить приятное с полезным? Я буду там тусовать-ся, как потенциальная покупательница, и заодно все разнюхаю. Ты говоришь, что у тебя билеты на презентацию к черноземному молдаванину?

— На два лица. На меня и журналиста Синенко.