— Да соседи его по номерам! Актриска истерику устроила, тряслась вся, даже в обморок хлопнулась. Вот что снимать надо, так вашему режиссеру и передайте!.. Этот хмырь, — бармен сделал выразительный жест в сторону Калью, — все время на своем эстонском лопотал. По-русски говорил только три слова: «Девка его убила». И все.
Раз тридцать это повторил, хотя и с первого раза все было понятно… Один деятель вообще вечером съехал. А до этого лепил горбатого, что покойника никогда в глаза не видел…
Только один человек выехал из гостиницы после смерти Олева Киви — Тео Лермитт. Я насторожилась:
— Врал, думаете?
— Врал, конечно! И не думаю, а знаю. Они ведь все здесь не по первому разу останавливаются. Гостиница маленькая. В прошлом году зимой эти двое даже выпивали вместе. Покойник и который съехал. Вот и посудите, зачем ему было врать, что они незнакомы?
— Может, не хотел неприятностей? Лишних разбирательств?… — внутри меня заныла и задергалась какая-то струна.
— Ха! — Андрон Чулаки перегнулся через стойку и приблизил ко мне проницательный нос. — Какие лишние разбирательства? Их всех допрашивали формально. Их никто ни в чем не подозревал! Подозревали-то девчонку, которая переспала с музыкантом и смылась! И все улики были против нее. А если тебя ни в чем не подозревают, если тебе нечего скрывать — то зачем же бояться? Я прав?
— Наверное. А вы детектив? — Я решила поощрить бармена в его изысканиях.
— Вообще-то я детективы люблю. Но тут и семи пядей во лбу иметь не надо, чтобы понять, что все они что-то знают. Про себя или про него. Но никто не хочет раскалываться.
— А вы сообщили об этом? Бармен ехидно рассмеялся.
— Еще чего! Буду я всяким ищейкам помогать!
— Вы сказали — «все»?
— Ну, это я преувеличил… Есть здесь еще немец. Три года останавливается. Только я его редко вижу, поскольку девок он не водит и спиртное не употребляет. Дрянь человек. Его и вызывать не стали. Он в холле скандал устроил, даже здесь было слышно. Я, мол, уважаемый гражданин уважаемой Германии и не потерплю допросов. Тоже непонятно, какого черта взбеленился.
Я с уважением посмотрела на рыцаря шейкеров и коктейлей Андрона Чулаки. Вот кого нужно было нанимать в частные детективы. Его, а не сквалыгу Рейно!
— Один молдаванин молодец, — прервал поток моих мыслей бармен. — Никаких проколов. Спокойно все объяснил. Что они-де в эту ночь выпивали здесь с некоторыми.
— Выпивали?
— Ну, не здесь. У кого-то, наверное. Сигали по холлу, как ненормальные. Групповое алиби.
— Думаете?
— Я думаю, что, если у тебя есть алиби, ты не должен волноваться. А если ты все-таки волнуешься, значит, твое алиби гроша ломаного не стоит. Просто нужно знать, как его развалить. Только и всего.
Только и всего.
Андрон протянул мне большой стакан с «устрицей пустыни».
— Держите. Для вашей ненормальной. Что-то тихо сегодня… Заснула она, что ли?
— Спасибо…
— Вы приходите сюда. Когда эта змея актерская на боковую отойдет. Поболтаем… Здесь тоска по ночам, а я компании люблю… Чтобы музыка, девочки у шеста, хари потешные… Приходите. Я вам еще что-нибудь интерес-ненькое расскажу…
Я не знала, к кому именно отнес меня Андрон Чулаки — то ли к потешным харям, то ли к девочкам у шеста, но пообещала зайти еще. Если удастся.
Стараясь не пролить «устрицу», я двинулась к выходу и обернулась напоследок: чтобы бросить еще один благодарный взгляд на Андрона. Но тот уже снова углубился в книгу.
Агата Кристи. «Убийство в Восточном экспрессе». Эта книга была покруче, чем мои «Детективные загадки…». Но теперь, во всяком случае, понятно, откуда скучающий бармен черпает вдохновение.
— Я не хотел… Не хотел… — Тихий, едва внятный эстонский Калью Куллемяэ заставил меня вздрогнуть.
Пока я заседала у стойки Андрона, Калыо успел прийти в себя.
Он покинул столик и на нетвердых ногах поплелся за мной. Я даже прижалась к стене, чтобы пропустить его. Терять «устрицу пустыни» из-за какого-то пьяного придурка мне не хотелось. Но у Калью, судя по всему, были совсем другие планы.
— Moldaavlane [33]. — Он ткнул в меня пальцем и хихикнул.
Я хотела было ответить ему на чистокровном эстонском с вкраплениями ненормативного русского, но вовремя сдержалась. Пусть пьянчужка думает, что защищен хотя бы своим нетерпимым, маленьким и гордым язычишкой.
Калью хотел сказать еще что-то, но махнул рукой и побрел к выходу. Я двинулась следом.
Но наша лестница слишком затянулась. Он останавливался на каждой ступеньке, бормотал себе под нос более чем скромные эстонские ругательства и обреченно посмеивался.
Но, дойдя до второго этажа, он не свернул к себе, как этого можно было ожидать, а поплелся на третий. Я поставила стакан с «устрицей» на площадке, против мясистой пальмы, и отправилась следом за Калью.