Ритмы ночи

Мэг получает от еды явное удовольствие — отсутствием аппетита, видно, не страдает. Это ему по душе. Она и в любви такая же — любит с радостью, с энтузиазмом. Но куда только все идет? Веса в ней не больше пятидесяти килограммов.

Не уяснил он как следует, ждет ли ее кто-нибудь в Лос-Анджелесе; не его это дело. Она, вообще-то, сама ему сказала вчера, что никто не ждет, но маловероятно, что у такой красивой женщины нет ни одного всерьез влюбленного в нее мужчины. А может быть, и нескольких… Если он не встретил никакого сопротивления, чем другие хуже? Надолго ли все это между ними? Может, ей просто хотелось удовлетворить любопытство, копившееся годами? Получить свежие впечатления, перед тем как вернуться на Западное побережье? Хотя не похоже, с другой стороны. Когда он вошел в ее теплое, ждущее тело — будто оказался дома, в том единственном месте на земле, куда всегда стремился. А, что она испытывала? Те же чувства? Он не знает, а спросить не посмеет.

Его дела другие: объездить дикую лошадь, вычистить конюшню, управиться с разъяренным быком в весенний брачный период; бросив мимолетный взгляд в небо, определить силу и направление ветра — будет ли дождь. Всему этому научил его отец, как и многому другому. Он вырос с младшими братьями, под строгим присмотром матери, и никто никогда из них не выражал свои чувства словами.

Кажется, труднее всего на свете говорить об этом с Мэг, да и неизвестно, получит ли он ответ, даже если решится открыть ей свое сердце. Он всегда много работал, сколько себя помнил, и не знает, как можно жить иначе. Но по сердцу ли ей придется этот уголок земли неподалеку от Блу-Спрюс, который он возделал своими руками? Не скучно ли здесь покажется? Размышляя, Дэниел поглощал блинчики, отвечал на вопросы Мэг и просто любовался ею. С ней так легко — она любящая, дающая, живая, радуется в жизни каждому пустяку.

Знать бы, что она думает о нем, нравится ли он ей. Но от одной мысли о том, что нужно высказать все это словами, у него сжималось все внутри.

На тарелке остался один блинчик. Дэниел аккуратно собрал им масло в тарелке, отдал блинчик Молли и заявил Мэг, что готов отвезти ее в город.

По дороге в мотель она, не переставая думала, что могло так резко изменить настроение Дэниела. Вот он был с ней и вдруг пропал. Сидит рядом, за рулем, но его нет. Садились завтракать — был с ней. А закончили завтрак — исчез куда-то. Будто огромная железная заслонка опустилась между ними. И Дэниел чувствовал этот внезапный разлад, но не в его силах что-нибудь изменить.

Может, он уже жалеет о том, что произошло между ними, думала она. Все было слишком ярко, необычно хорошо. И ему кажется, что прежняя дружба ценнее, чище, а теперь… Она так быстро уступила ему!

Когда он сказал, что отвезет ее в город, Мэг молча села в машину и все ждала, что он что-нибудь скажет ей. Но он так и молчал до самого мотеля на Свит-Брайер-стрит.

— Ну что ж… — улыбнулась она ему, а сама только и подумала, что будет делать, если он просто протянет руку на прощание. — Ну что ж…

Она вышла из машины, хлопнула дверцей, спокойным, ровным, безразличным шагом направилась к дверям мотеля: только бы не споткнуться, не разреветься… Знай она, что интимная близость разрушит все между ними, что хранилось долгие годы… Слезы все же затуманили взор. Господи, только бы не споткнуться!

— Мэг! — вдруг услышала она. Он идет за ней!

Дэниел взял ее за руку и притянул к себе, так что она уткнулась лицом в его рубашку.

— Мэг! — прошептал он опять, как-то неуверенно.

— Что, Дэниел? — Только бы из носу не потекло! Не хватало еще достать платок и вытереть нос.

Он хочет что-то сказать, видимо, подыскивает слова. Не нашел, только обнял ее одной рукой за плечо, развернул и повел в мотель.

— Какая комната?

— Двенадцать.

Дэниел взял ключ с ее ладони, открыл дверь, бережно подтолкнул ее внутрь. Она не понимала, что у него на уме. Может, так сожалеет, что… Почему бы прямо не спросить?

— Дэниел, — начала она, не в силах унять дрожь в голосе, и прошла к комоду взять носовой платок, — ты жалеешь о том, что случилось между нами?

Какое непонятное выражение в его темно-серых глазах. Недоверие, скепсис? Что ж, ответ получен, — комок, стоявший в горле, стал отступать.

— Нет, — выдавил он наконец.

Глаза тревожные, полные страха, как у теленка, загнанного в угол, которого готовятся клеймить каленым железом. Ей вдруг стало жаль его — какое-то женское чутье подсказало: ему сейчас плохо. В семье Уиллетов не принято было выказывать свои эмоции, особенно после смерти отца.

— Все в порядке, Дэниел!

Мэг высморкалась, выбросила бумажный платок в мусорную корзину, повернулась, обняла его и тесно к нему прижалась.

Никогда еще в жизни ему не было так хорошо, так отрадно. И в то же время он чувствовал себя как-то неуютно. Когда ехали сюда, он все мучился: надо ей сказать… но что, как?.. Он же видит — она страдает, и он тому причина. И опять только шепнул ей на ухо:

— Мэг!