Однажды Дин Уэст изнасиловал меня. Я говорю «изнасиловал», потому что так мне теперь кажется, но тогда я была не совсем уверена в этом. С ним меня познакомила Энн Митчелл. В те дни она все еще была проституткой, работала на Уэста, и, я думаю, делала это исключительно для того, чтобы угодить ему, хотя мне она сказала, что это в моих интересах. Энн сказала мне, что за небольшую долю моих заработков Дин обеспечит мне защиту, да и в любом случае без его разрешения мне просто не позволят работать в этом месте. Это была ложь. Как и большая часть того, что Энн говорила в те дни. Но я не обижаюсь на нее. Она ничем не отличалась от других женщин, кто зарабатывает на хлеб этим ремеслом. Во всяком случае, ничем не отличалась от меня.
Все произошло здесь, на Брюэр-стрит, в этой самой комнате, в которой я сейчас стою. Более того, сейчас смотрю на Уэста, и мне не дает покоя вопрос, что, если он тоже думает об этом. Кажется, это было целую жизнь тому назад… Вернее, это похоже на другую жизнь. Не мою, а чужую. Я едва узнаю ту Стефани, которая возникает в моих воспоминаниях. Если я когда-то и была ею, то больше уже никогда не буду.
Когда тем утром я вошла в эту комнату, Уэст был по-старомодному предупредителен. Даже вежливо выдвинул стул, предлагая мне сесть. Как я позже узнала, это было вполне в его духе. В первое мгновение он – сама галантность, а в следующее обращается с тобой как дикарь. Я так и не поняла, насколько эта галантность искренна, или он нарочно культивировал ее, но в любом случае это часть его легенды. Несомненно одно: Уэсту всегда нравилась его репутация человека, которого лучше не злить. Ему тридцать пять лет, и двенадцать из последних девятнадцати он провел за решеткой.
Глядя на него, ни за что не подумаешь, что он садист. В его облике нет ничего угрожающего. Уэст не слишком высок – пять футов девять дюймов[3], если не ошибаюсь, – зато очень худой и с мелкими чертами лица. Руки у него тонкие, а пальцы длинные, как у какой-нибудь пианистки. Прилизанные, светло-каштановые волосы расчесаны на прямой пробор, что придает ему слегка женственный вид. Он не выделяется в толпе. Но стоит ему прийти в ярость, как возникает ощущение, что его глаза вот-вот выскочат из орбит. Бледная кожа становится бескровной, почти голубой, и он излучает чистое зло.