— Нина, милая, просыпайся, — услышала я голос Макса, и меня нежно потрясли за бедро.
Борясь со сном, я повернула голову и моргнула. Макс, в одних пижамных штанах, почему-то сидел на краю кровати и выглядел смущенным.
— Что? — спросила я, все еще сонная, но смутно встревоженная его смущением. Думаю, я еще ни разу не видела, чтобы Макс смущался.
— Малышка, — тихо сказал он и закончил тремя словами, от которых моя сонливость тут же исчезла, а голова, образно говоря, взорвалась: — Твой отец здесь.
Я резко приподнялась на локте и повторила, на этот раз громче:
— Что?
Не дав ему возможности ответить, я откинула одеяло, встала с кровати и затопала (что в этот раз было, безусловно, простительно) к лестнице.
— Нина, — окликнул Макс, но я не остановилась, а сердито рванула вниз по ступенькам.
Найлс позвонил моему отцу. Он не стал разговаривать со мной. Он поговорил с моим отцом.
В этом и есть суть того, что Найлс меня не слушает. Я говорила ему, что отцу нет места в моей жизни, но отец продолжает в ней присутствовать и делает это, общаясь с Найлсом. У Найлса замечательные отношения с семьей, и поэтому он никогда не понимал, почему я отказываюсь разговаривать с отцом. В основном потому, что Найлс никогда не слушал моих многочисленных объяснений по этому поводу.
И теперь отец здесь. Здесь. Он бросил все и пролетел полмира, чтобы сунуть нос в то, что его не касается. И я знаю, почему он это сделал. Так что не только его присутствие здесь, но и причины его присутствия привели меня в бешенство.
Я спустилась с лестницы, завернула за угол и увидела отца. Он стоял прямо, в дорогом костюме, начищенных до блеска ботинках и пальто из верблюжьей шерсти. Его волосы с легким намеком на седину были аккуратно подстрижены, щеки — гладко выбриты, а лицо выглядело на десять лет моложе, чем на самом деле. И хотя я знала, что он недавно совершил то же путешествие, что и я, он выглядел свежим как огурчик.
Он не посмотрел на меня, когда я приблизилась, а продолжил внимательно рассматривать фотографии Коттона.
— Папа, — рявкнула я.
— Это работы Коттона? — спросил он, все еще не глядя на меня.
— Папа! — рявкнула я громче.
— Эта была в Музее Виктории и Альберта. Я помню этот кадр. Очень необычный, но идеальный для этой картинки.
— Папа! — заорала я.
Тогда он повернулся ко мне, окинул взглядом меня в ночной рубашке и посмотрел мне за спину. Я обернулась и увидела Макса, уже в джинсах. Он заканчивал натягивать футболку, но был босиком. И снова отец не поздоровался со мной и никак ко мне не обратился. Вместо этого он заговорил с Максом:
— Могу я поговорить со своей дочерью наедине?
Макс не ответил, вернее, я не дала ему ответить, потому что протопала к двери.
— Нет, не можешь, — заявила я и открыла дверь, стоя на холодном воздухе, ворвавшемся внутрь, и глядя на отца. — Но ты можешь уйти.
— Нина, — сказал отец.
— Уходи, — ответила я.
Он подошел ко мне и остановился:
— Нам надо поговорить.
— Нам не о чем разговаривать.
— Мне позвонил Найлс.
— Да, я догадалась.
— Поэтому нам и надо поговорить.
— Нет, не надо, — повторила я.
Отец не стал дальше разговаривать со мной и посмотрел на Макса:
— Так вы не возражаете?
Макс смотрел на меня, но когда отец обратился к нему, перевел глаза на него, широко расставил ноги, скрестил руки на груди и сказал:
— Возражаю.
Если бы я не была так возмущена, то бросилась бы к нему и крепко поцеловала. К сожалению, я была возмущена.
— Папа, уходи, — потребовала я.
— Нина, послушай меня, — сказал отец, вместо того чтобы уйти. — Ты губишь свою жизнь.
Я покачала головой:
— Нет. Я губила, но все говорит о том, что больше это не так.
Отец посмотрел на Макса, потом быстро оглядел гостиную и посмотрел на меня, задержав взгляд на синяке. Его брови приподнялись, и с едва скрытой насмешкой он спросил:
— Серьезно?
— Уходи, — повторила я.
— Это на тебя не похоже.
— Ты меня не знаешь, — сказала я правду.
— Найлс хороший мужчина, много работает. Он из хорошей семьи.
— Ты хочешь сказать, что у него есть деньги.
— Я хочу сказать, что он хороший человек, и напомнить тебе, что в прошлом ты не слишком удачно их выбирала. На самом деле, ни разу.
У меня зачесались ладони от желания ударить его, что было удивительно, поскольку, не считая Дэймона, я никогда не вымещала свой гнев на людях. Я сумела справиться с собой.
— Уходи.
— Ты повторяешь свои ошибки, Нина, и как твой отец....
При этих словах мои глаза снова заволокло красным, и я заорала:
— Да как... ты... смеешь?!
Отец слегка наклонился ко мне и ответил:
— Я говорю правду ради твоего же блага.
— Ты говоришь про Макса, про человека, которого даже не знаешь.
— Да, но я знаю тебя.
— Нет, не знаешь! — закричала я.
— Подумай об этом, Нина. О своей жизни и о том, чего ты себя лишаешь.
— Уходи, — огрызнулась я.
— Это... — Он повел вокруг рукой. — ...неприлично. Позволь тебе напомнить, что ты помолвлена.
— Нет, я разорвала помолвку.
— Меньше недели назад ты была помолвлена с Найлсом, а теперь стоишь в одной ночной сорочке, с синяком на щеке, в присутствии незнакомого мужчины.