Учитывая все это, а также наличие вокруг каждого коттеджа достаточно большого участка земли с деревьями и кустарником, обеспечивающими больше уединения, я была удивлена, что коттеджи не забиты под завязку. С другой стороны, они выглядели довольно новыми, так что, возможно, владельцы были новичками или просто провели реконструкцию и еще не успели рассказать об этом.
— Да, увидимся завтра, — сказал Макс в телефон, входя в спальню, и я поняла, что стою в одной пижаме и глупо пялюсь на комнату, изучая внутреннее убранство.
Я собралась с мыслями, подошла к кровати и включила лампу с его стороны. Макс захлопнул телефон и выключил верхний свет, а я, собрав последние силы, быстренько обошла кровать, откинула одеяло и легла, услышав, как Макс положил телефон на тумбочку.
Я повернулась на здоровый бок, лицом к комнате, и увидела Макса. Теперь он стоял рядом с моим чемоданом, который лежал на кресле на другом конце комнаты. Он бросил сверху свою кожаную куртку и расстегивал рубашку. Я молча наблюдала за тем, как он стряхнул ее, положил поверх куртки и завел обе руки за голову, чтобы стянуть футболку с длинным рукавом. Потом он развернулся и, глядя мне в глаза, пошел к кровати.
Я затаила дыхание, не как обычно, от вида его груди, а потому что до меня вдруг дошло, что он здесь, я здесь, а ведь я весь день пыталась смириться с ужасающим осознанием, что больше никогда не увижу его.
Я перекатилась на спину и закрыла глаза, почувствовав, что Макс сел на кровать. Я услышала, как оба его ботинка упали на пол, потом почувствовала, что он сова встал, и услышала, как пряжка ремня ударилась об пол одновременно с шорохом ткани.
Потом одеяло сдвинулось и постель прогнулась, когда он лег. Одеяло снова двинулось, сползло до моей талии, я открыла глаза и повернула голову к Максу, пока он осторожно гладил мои ребра раскрытой ладонью.
Положив ладонь поверх оставленного Дэймоном следа, Макс устроился на боку, совсем рядом, но так, что касался меня только рукой. Поставив локоть на кровать и подпирая голову кулаком, он внимательно смотрел на меня.
Потом его ладонь опустилась ниже, на мой живот, и я поняла, что не дышу, поэтому выдохнула. И тут Макс заговорил:
— Хорошо, малышка, давай начнем с того, что ты расскажешь мне, что наговорил тебе Гарри прошлой ночью.
Я снова задержала дыхание.
Я хотела попросить его выключить свет. Я также хотела спросить, можно ли мне лечь спать и не могли бы мы поговорить обо всем утром (или никогда). Но больше всего я хотела спросить его, правда ли, что он влюбился в меня, до того, как я так глупо все испортила своим непростительно эгоистичным поведением.
Чего я делать не хотела — так это рассказывать ему, что наговорил мне Гарри, не только из-за того, что именно он наговорил, но и потому, что по большей части это касалось Анны.
Но я знала, что не могу прятаться за своим нервным поведением, только не сейчас. Макс заслуживает лучшего.
Поэтому я выдохнула и тихо сказала:
— Он рассказал мне про Анну.
Макс не рассердился, его лицо не потемнело, глаза не прищурились, он просто спросил:
— Что он сказал?
Я медленно вдохнула через нос, потом выдохнула и ответила:
— Он сказал, что ты любил ее.
— Любил, — с готовностью согласился Макс.
Я прикусила губу, потом отпустила ее и продолжила:
— Он сказал, что она была твоим миром.
— Была, — снова согласился Макс, и я испытала совершенно другой вид боли, но каким-то чудом поборола порыв закрыть глаза и продолжила смотреть на Макса.
— Он сказал, что после нее у тебя было много женщин.
— Это так.
При этом утверждении я сглотнула и шепотом закончила:
— Он сказал, что ты так сильно любил ее, что когда она умерла, ты был сломлен. И он сказал, что больше никто не сможет стать для тебя такой любовью, никогда, и что ты и все остальные это знают, и он считает, что мне тоже следует знать.
На это Макс отреагировал: его губы сжались в линию, глаза потемнели, а ладонь слегка надавила мне на живот.
Потом он вздохнул и расслабил руку.
— Знаешь что? — спросил он.
Я зажала обе губы зубами и замотала головой. Хотя я и знала кое-что, просто не то, что он собирался сказать. Однако я не была уверена, что хочу знать то, что он собирался поведать. Но я промолчала, а он сказал:
— Когда Анна умерла, закончился ее мир, но не мой.
Я закрыла глаза, но Макс прошептал:
— Милая, посмотри на меня.
Так что я снова их открыла и тихо сказала:
— Ты не обязан говорить об этом.
— Нет, обязан.
Я опять сглотнула и накрыла ладонью его руку на моем животе.
— Мне потребовалось время, чтобы осознать это, — сказал он. — Около десяти лет. Я понял это всего неделю назад, во время метели.
О. Мой. Бог.
— Макс, — выдохнула я, и его рука скользнула по моему животу на бок, он аккуратно подтянул меня к себе и подался вперед.