Риск

— Я этим не занимаюсь.

— Знаю, но... Как насчет двух сотен, свободных от налогов?

— Ты дурак, Бинни.

— Тебе-то хорошо, — яростно сказал он. — Но я потеряю все, если Гобелен выиграет сегодня. Конюшню, средства к существованию — все!

— Почему?

Бинни дрожал от напряжения.

— Я должен кучу денег.

— Букмекерам? — спросил я. — Естественно, букмекерам.

— Ты дурак, — сказал я бесцветным голосом.

— Самодовольный ублюдок, — с бешенством выплюнул он. — Я отдал бы все на свете, чтобы сегодня ты снова сидел в том фургоне, а не путался здесь.

Я задумчиво посмотрел на него и заметил:

— Гобелен, возможно, не выиграет в любом случае. Никаких гарантий.

— Я должен знать заранее, — неосторожно брякнул он.

— И если ты предупредишь своего букмекера, что Гобелен не выиграет, он спустит тебя с крючка?

— Он простит мне часть долга, — пояснил Бинни, и не станет торопить с оставшейся суммой.

— До следующего раза, — возразил я. — Пока ты не увязнешь в трясине еще глубже.

Взгляд Бинни был обращен внутрь, словно перед ним развертывалась картина безнадежного будущего. И я понял, что он никогда не сделает первого шага, чтобы вновь выбраться на твердую землю. В его случае это означало совсем прекратить играть.

— Тренеры могут найти более легкий способ проиграть скачку, — указал я, — чем пытаться подкупить жокея.

Он насупился еще больше и стал как две капли воды похож на неандертальца.

— Мойра платит конюху, который ухаживает за Гобеленом, чтобы парень не спускал с него глаз и докладывал ей обо всем, что происходит. Я не могу его уволить или поручить ему другую лошадь. Если я так поступлю, она грозится передать Гобелена другому тренеру.

— Я удивляюсь, что она еще его не забрала, — ответил я и подумал, что Мойра сделала бы это немедленно, если бы услышала нашу беседу.

— Тебе нужно только плохо провести скачку, — уговаривал он. — «Зажать» лошадь на дальнем конце и по широкой дуге выйти на прямую.

— Нет, — сказал я. — Не годится.

Похоже, я обладал выдающимся даром доводить людей до белого каления.

Бинни был бы счастлив, если бы я замертво свалился у его ног.

— Послушай, — сказал я, — мне очень жаль, что ты угодил в такой переплет. Мне искренне жаль, веришь ты или нет. Но я не намерен спешить тебе на помощь и вызволять, надувая Мойру, лошадь, игроков или самого себя, и хватит об этом.

— Ублюдок, — сказал он.

Через пять минут, когда я снова окунулся в гущу ипподромной жизни у весовой, чья-то рука тронула меня за локоть и тягучий голос произнес над ухом:

— Мой дорогой Ро, каковы твои шансы?

Я повернулся с улыбкой и увидел умное лицо Вивиена Иверсона. При свете дня на ипподроме, где я в свое время впервые встретился с ним, он выглядел столь же элегантно и изысканно, как и в клубе «Виват»: темнозеленый блейзер в сочетании с серыми клетчатыми брюками, волосы, отливавшие синевой в лучах апрельского солнца. Сдержанная радость в наблюдательных глазах.

— В любви, на войне или в картах? — сказал я. — Остаться на свободе, приятель.

Я прищурился.

— Хм, — сказал я. — Сколько бы ты предложил?

— Пять к четырем.

— Надеюсь, ты ошибаешься, — сказал я. За шутливой манерой скрывалась явная озабоченность.

— Прошлой ночью в клубе я чисто случайно услышал, как наш друг Коннат Павис разговаривает по телефону. Если откровенно, мой дорогой Ро, после того как было упомянуто твое имя, я в какой-то степени сознательно слушал.

— По отводной трубке?

— Фу-у, — укоризненно сказал он. — Нет, к сожалению. Я не знаю, с кем он говорил. Но он сказал — его точные слова: «Поскольку речь идет о Бриттене, вы не можете не согласиться, что профилактика надежнее лечения болезни», а чуть позже он добавил: «Если собаки почуяли след, лучше всего посадить их на привязь».

— Восхитительно, — невыразительно отозвался я.

— Тебе нужен телохранитель?

— Предлагаешь свои услуги?

Он с улыбкой покачал головой.

— Могу нанять для тебя одного. Карате. Пуленепробиваемое стекло. Все необходимое снаряжение.

— Полагаю, — задумчиво сказал я, — что всего лишь увеличу страховку.

— От похищения? Тебя никто не застрахует.

— Принцип взаимозависимости, — объяснил я. — Никто не захочет сталкивать меня с обрыва, если вслед за тем скала неизбежно рухнет на его собственную голову.

— Не забудь довести до их сведения, что такая скала существует.

— Твои советы стоят океанской парусной яхты.

Мойра Лонгерман стояла у парадного круга перед началом заезда, где участвовал Гобелен. Она сверкала голубыми птичьими глазками и без конца поглаживала меня по руке. Ее маленькие тонкие пальчики мягко скользили по ярко-алому рукаву.

— Рональд, я знаю, вы ведь постараетесь изо всех сил, сделаете все возможное.

— Да, — виновато подтвердил я, разминая вялые мышцы и наблюдая, как под гладкой шкурой перекатывались упругие мускулы Гобелена, когда конюх вел его по кругу.

— Я видела, вы только что разговаривали с Бинни, Рональд.

— Неужели, Мойра? — Я повернулся и с интересом поглядел ей в лицо.

— Да, видела. — Она энергично кивнула. — Я была на трибунах, в баре там, наверху, и смотрела вниз, на паддок. Я видела, как Бинни отвел вас в сторону, чтобы поговорить.