Риша решает!

Занимаю стул с высокой спинкой и тут же отодвигаю колючего монстра, что стоит на краю стола, подальше. Мама опускается в кресло напротив и приподнимает тонкую темную бровь, покосившись на кактус. Она явно не в настроении. Одно неловкое движение, и мне придется убить вечер на то, чтобы вытащить пару десятков иголок из своего лица.

– Как успехи? – деловито спрашивает мама, легонько постукивая ногтями по столешнице.

– Отлично. Скоро стану космонавтом.

– Не язви мне.

– И не собирался. Просто мы вернулись в детский сад, вот я и соответствую.

Она тяжело вздыхает, не сводя с меня пристального взгляда, и я принимаюсь нервно покачивать ногой.

– Ничего не хочешь рассказать мне, Стас?

– Наша ябеда уже справилась. К чему повторения?

Ресницы матери подрагивают. Нехорошо. Этот нервный тик всегда предзнаменует разбор полетов на самом высоком уровне, но я готов.

– Я попросила тебя прийти на занятие Леси для того, чтобы ты поскорее выбрал партнершу, – неторопливо, но устрашающе глухо говорит мама, – а не для того, чтобы ты довел девочку до слез.

– Я всего лишь сказал правду. Разве это запрещено?

– А тебя кто-то просил? Спрашивал совета, может быть? М-м?

Она складывает руки в замок поверх стола и подается вперед, опираясь на локти. Воротник блузки натягивается на тонкой шее, плотная ткань пиджака топорщится на плечах, делая их более массивными. Хочет напугать меня? Пытается морально подавить опытом и авторитетом? Хороший ход, но я не Влад и не папа, которые тут же опустили бы головы, пробормотав «ты права». Приподнимаю подбородок, обхватываю ладонью колено, чтобы остановить беспокойную конечность, и отвечаю взвешенно и сдержанно:

– Я имею право на собственное мнение. Как и право высказывать его.

– Да, – кивает мама и тут же стреляет в упор: – Если ты компетентен и объективен в вопросе. Минусы по обоим пунктам, Стас.

– Хочешь сказать, я плохой танцор?

– Хочу сказать, что ты не тренер и не учитель.

– Но я работал с лучшими из них! – теряю собранность и повышаю тон. – И если Леся хочет хотя бы приблизиться к этому уровню, то…

– И ты истерить будешь? Какой ужас. Все вокруг такие глупые, да? Один ты у меня умный, непонятый и непризнанный гений. Как тяжко тебе живется, наверное. Иди пожалею.

Приоткрываю рот, но голос пропадает. Мама откидывается на спинку кресла и разочарованно цокает языком.

– Может, в роддоме все-таки что-то напутали, и у меня две дочки. Признайтесь уже, я вам обоим платьица с бантиками куплю, чтобы вы так бурно не демонстрировали свои милые капризы.

Слова бьют точно в цель, стыд ощущается горячими пятнами на лице и шее. Смотрю на кактус и всерьез подумываю самостоятельно об него приложиться. Неужели я действительно превращаюсь в истеричку?

– Стас… – уже более мирно произносит мама.

– Я тебя услышал, – серьезно отвечаю я. – Больше подобного не повторится.

Поднимаюсь с места, мечтая поскорее свалить отсюда, но стук ногтя по столешнице заставляет остановиться. Мама кивает на стул и довольно улыбается.

– Мы еще не закончили.

– Ну разумеется.

Я возвращаю ей вымученную улыбку и опускаюсь на стул. Из этого кабинета можно выйти либо с грамотой в руках, либо с листком наказания. В моем случае приговор неизбежен.

– Итак, – торжественно говорит мама, многолетний опыт ведения концертных мероприятий дает о себе знать, – ты выбрал партнершу?

– У меня есть партнерша. И не одна. Я могу хоть десяток привести, и мы поставим такое шоу, что все твои…

Между бровей матери появляется глубокая вертикальная складка, и я замолкаю, чтобы не злить ее еще больше.

– Мы ведь договорились, Стас. Это должна быть обычная девушка, а не робот, который жил в танцевальных классах с тех пор, как научился ходить.

– Но я такой же робот.

– В этом и суть.

Огонь негодования обжигает горло и легкие, и я снова не могу его контролировать.

– В чем?! – хлопаю ладонью по столу. – Я не понимаю! Чего ты добиваешься?! Зачем это все?!

– Ты можешь хоть раз просто довериться матери? – спрашивает она чуть дрогнувшим голосом. – Хотя бы раз, Стас. Я ведь переживаю. Хочу как лучше.

– Кому лучше?

– Всем.

Запрокидываю голову и растираю сухими ладонями лицо. Чтобы нам всем стало лучше, кое-кому неплохо бы уехать, как можно дальше и как можно скорее, но с подачки Маргариты Ивановны мы трое заперты здесь. Мама все еще изображает расстроенную невинность, и я приглушенно усмехаюсь.

– Прекрати это. Ты прекрасно знаешь, что на меня такое не действует.

Она приподнимает уголки губ и пожимает плечами:

– Попытаться стоило. Раньше ты на это покупался.

– Лет десять назад.

– Да, тогда ты был милым и добрым тринадцатилетним мальчиком.

– Я и сейчас такой. Только уже не мальчик.

– Так покажи мне это.

– Тебе не кажется, что манипулировать чувствами собственного сына как минимум…

– Не учи меня воспитывать детей, – строго перебивает она. – Ищи партнершу и начинай подготовку к новогоднему концерту. Осталось меньше двух месяцев.

– Ладно, – цежу сквозь зубы. – Позвоню Ксюше и…

– Нет!

– Значит, и номеру я говорю – нет. Я не хочу возиться с новичками, мне хватает младшей группы. Если уж на то пошло, то я мог бы вообще…