Рим

Но здесь князь взглянул на Рим и остановился: пред ним в чудной сияющей панораме предстал вечный город. Вся светлая груда домов, церквей, куполов, остроконечий сильно освещена была блеском понизившегося солнца. Группами и поодиночке один из-за другого выходили домы, крыши, статуи, воздушные террасы и галлереи; там пестрела и разыгрывалась масса тонкими верхушками колоколен и куполов с узорною капризностью фонарей; там выходил целиком темный дворец; там плоский купол Пантеона; там убранная верхушка Антониновской колонны с капителью и статуей апостола Павла; еще правее возносили верхи капитолийские здания с конями, статуями; еще правее над блещущей толпой домов и крыш величественно и строго подымалась темная ширина Колизейской громады; там опять играющая толпа стен, террас и куполов, покрытая ослепительным блеском солнца. И над всей сверкающей сей массой темнели вдали своей черною зеленью верхушки каменных дубов из вилл Людовизи, Медичис, и целым стадом стояли над ними в воздухе куполообразные верхушки римских пинн, поднятые тонкими стволами. И потом во всю длину всей картины возносились и голубели прозрачные горы, легкие как воздух, объятые каким-то фосфорическим светом. Ни словом, ни кистью нельзя было передать чудного согласия и сочетанья всех планов этой картины. Воздух был до того чист и прозрачен, что малейшая черточка отдаленных зданий была ясна, и всё казалось так близко, как будто можно было схватить рукою. Последний мелкий архитектурный орнамент, узорное убранство карниза – всё вызначалось в непостижимой чистоте. В это время раздались: пушечный выстрел и отдаленный слившийся крик народной толпы, – знак, что уже пробежали кони без седоков, завершающие день карнавала. Солнце опускалось ниже к земле; румянее и жарче стал блеск его на всей архитектурной массе: еще живей и ближе сделался город; еще темней зачернели пинны; еще голубее и фосфорнее стали горы; еще торжественней и лучше готовый погаснуть небесный воздух… Боже, какой вид! Князь, объятый им, позабыл и себя, и красоту Аннунциаты, и таинственную судьбу своего народа, и всё чтó ни есть на свете.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые опубликовано с подзаголовкам «Отрывок» в журнале «Москвитянин», 1842, № 3, стр. 22–67.

В 1838–1839 гг. Гоголь начал работу над романом «Аннунциата». Отрывок «Рим», законченный, по воспоминаниям С. Т. Аксакова, в начале февраля 1842 г., связан с замыслом этого незавершенного произведения,

В «Риме» отражены впечатления Гоголя от Италии и размышления о ее судьбе. Суровую оценку нового произведения писателя дал В. Г. Белинский, осудивший автора за его нападки на Францию. В статье «Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя „Мертвые души“» Белинский писал, что в «Риме» «есть удивительно яркие и верные картины действительности» и в то же время «есть и косые взгляды на Париж и близорукие взгляды на Рим, и – что всего непостижимее в Гоголе – есть фразы, напоминающие своею вычурною изысканностью язык Марлинского. Отчего это? – Думаем, оттого, что при богатстве современного содержания я обыкновенный талант чем дальше, тем больше крепнет, а при одном акте творчества и гений, наконец, начинает постепенно ниспускаться…» Такая же суровая оценка произведения была дана Белинским и в статье «Русская литература в 1842 году».

Отзывы Белинского взволновали Гоголя. В письме к Шевыреву от 1 сентября 1843 г. он писал в оправдание своих социальных взглядов: «Я был бы виноват, если бы даже римскому князю внушил такой взгляд, какой имею я на Париж, потому что и я хотя могу столкнуться в художественном чутье, но вообще не могу быть одного мнения с моим героем. Я принадлежу к живущей и современной нации, а он – к отжившей. Идея романа вовсе не была дурна: она состояла в том, чтобы показать значение нации отжившей, я отживающей прекрасно относительно живущих наций. Хотя по началу, конечно, ничего нельзя заключить, но всё же можно видеть, что дело в том, какого рода впечатление производит строящийся вихорь нового общества на того, для которого уже почти не существует современность».

Стр. 265. Альбанка – жительница Альбано, города, находящегося в 30 км от Рима, на берегу озера Альбано.

Стр. 266. Кастель-Гандолыро – местечко в 3 км от Альбано. Отсюда в Альбано ведет горная дорога над озером, обсаженная дубами.

Стр. 266. Фраскатанские женщины – из Фраскати, городка в горах, в 10 км от Альбано.

Стр. 266. Миненте – плебей, разночинец.

Стр. 267. Ищерь – горящий уголь.

Стр. 267. Гверчино (косоглазый) – прозвище итальянского художника Джиованни Франческе Барбьери (1591–1666).

Стр. 267. Караччи – Аннибал Караччи (1560–1609), итальянский художник.

Стр. 267. maestro di casa – дворецким.

Стр. 268. Пиетро Бембо (1470–1547) – поэт и ученый эпохи Возрождения, славился своим изящным слогом. Джиованни делла Casa (1503–1556) – итальянский писатель.

Стр. 268. Dio, che cosa divina! – Боже, какая божественная вещь! Diavolo, che divina cosa! – Чорт возьми, какая божественная вещь!

Стр. 268. Броколь (брокколь) – разновидность цветной капусты.

Стр. 268. olio di ricino – касторовое масло.