Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика

Вскоре после прибытия в Японию я поручил перевести несколько книг по истории этого государства… Кроме того, я поручал делать переводы статей из различных журналов… Но мое изучение Японии базировалось не только на материалах, появлявшихся в книгах и журналах. Прежде всего, я должен упомянуть встречи с Одзаки и Мияги…".

Эти встречи были нужны Рихарду. Они помогали ему узнать душу народа то, что обычно остается для иностранца за семью печатями, особенно в такой сугубо своеобразной стране, к которой неприложимы мерки европейской жизни.

Ходзуми Одзаки не раз говорил Рихарду о том, какую роль в осуществлении государственной политики играет официальная религия синтоизм.

— Синто — "путь богов" — пришло к нам от верований первобытных народов, обожествлявших все сущее на земле, — рассказывал он, когда они прогуливались по аллеям парка Мэйдзи, где стоит один из крупнейших синтоистских храмов, а их в Японии более ста пятидесяти тысяч. — Главное наше божество — Аматэрасу "великое сияющее божество неба". Синтоизм требует почитания явлений природы, лесов и гор, рек и животных. Он требует сыновней почтительности к природе. Казалось бы, куда уж лучше! Но его постулаты: подчинение слабого сильному, нижестоящего — вышестоящему. А в основе религии — миф о божественном происхождении императора, который якобы прямой потомок богини солнца Аматэрасу. И отсюда совсем несообразный вывод: Япония — божественная страна, призванная управлять всем миром. А венчает этот миф кодекс "самурайской чести" — "бусидо", кодекс тех, кто с оружием в руках верно служит императору. Тут вам и проповедь насилия, жестокости и войны. На этакой почве идеолог японского фашизма генерал Араки сеял свои мысли: "Японский народ выше других народов на земле. Мы заявляем всему миру, что мы — нация милитаристов!"

Такие воинственные зaявлeния Рихард уже слышал и в Берлине, и во Франкфурте, и от пьяного комиссара, приставленного к газете, и совсем недавно — от военного атташе Отта. Только речь в них шла о великой миссии немцев. Здесь то же говорят о себе японцы, и дух один.

— Культ императора в Японии принял самые фантастические формы, продолжал Одзаки. — Его фанатики с искренней убежденностью утверждают: если не было бы императора, то не было бы и японской нации, а наше отечество перестало бы существовать.

Все ослеплены этим культом. Доходит до комичного. На приеме у императора дипломат одной из стран чихнул. Это расценили так: "начхать нам на императора и Японию". С трудом удалось избежать разрыва дипломатических отношений с этой страной.

В другой раз Одзаки дал Рихарду прочесть в школьном учебнике такую притчу: юноша купался в реке и начал тонуть; испуганно он звал на помощь. Мимо проходил японец. Он услышал отчаянные крики, бросился в воду. Юноша поблагодарил своего спасителя, а когда тот отошел — догнал его и убил.

— Как ты думаешь: зачем помещено это в школьном учебнике?

— Как зачем? — удивился Рихард. — Чтобы показать дикую подлость такого поступка.

— Ты ошибаешься. Убийца превозносится как праведник. Он убил своего спасителя для того, чтобы не осталось свидетеля его трусости и малодушия, и тем сохранил свою честь…

Как-то в середине лета Рихард стал свидетелем непонятных событий в День поминовения усопших ("О-бон"). С утра люди стали заполнять улицы, процессия двинулась к берегу залива. Собравшиеся били в барабаны, в кастрюли и сковороды, в картонные коробки — во все, что попадалось под руку. Молодые люди несли в руках сделанные из дерева и бумаги кораблики, украшенные фонариками, в которых горели свечи. Парусами этим корабликам служили листы бумаги с иероглифами. "Кораблики" разные: и совсем маленькие, и такие огромные, что их с трудом тащили несколько человек. Шли целыми семьями, матери несли малышей. Но что удивительно: все были принаряжены, как на праздник, со всех сторон неслись музыка и смех. Процессия приблизилась к заливу. Там кораблики спустили на воду, а потом подожгли. Огонь заполыхал на воде. Пламя бесчинствовало и в небе: ночной мрак разгонял фейерверк.

Как же так? Ведь для каждого смерть близкого человека — тяжкое горе, огромная утрата.

— Ты ошибаешься, — объяснил при встрече Ходзуми. — Для японцев День поминовения усопших — праздник. Японцы верят, что душа умершего отправляется в плавание, а потом возвращается, но только в другом обличии. Так что горевать не о чем. И этот синтоистский обряд на руку милитаристам: идти на войну и погибать вовсе не страшно. Отсюда бесстрашие и самоистребление самураев.