Рихард Зорге - Подвиг и трагедия разведчика

Задачи, поставленные Павлом Ивановичем перед Зорге, сводились к следующему. Он должен систематически информировать Москву о политике Японии, США и Англии в Китае; сообщать о всех шагах, предпринимаемых империалистическими державами для поддержки гоминьдановского режима.

Особое внимание разведчик должен был уделять освещению планов японского империализма. Почему особое? Перед отъездом из Москвы Берзин ознакомил Зорге с текстом секретного меморандума, который был представлен японскому кабинету одним из самых крупных военных стратегов островной империи — генералом Гинти Танака.

"В программу нашего национального развития, — указывал генерал, входит, по-видимому, необходимость снова скрестить мечи с Россией". Меморандум датирован серединой июля 1927 года. В ту пору Танака занимал пост премьер-министра Японии. "Имея в своем распоряжении все ресурсы Китая, — писал он, — мы перейдем к завоеванию Индии, Малой Азии, Центральной Азии и даже Европы. Но захват в свои руки контроля над Маньчжурией и Монголией является первым шагом".

В Москве прекрасно понимали, что Маньчжурия — удобнейший плацдарм для нападения на Советский Союз. Собиралась ли Япония идти по пути, который указывал ей воинственный генерал?

Тем временем продолжались события на КВЖД. Четыре месяца, вплоть до декабря 1929 года, Китайско-Восточная железная дорога, пограничные районы советского Приморья и Приамурья были зоной непрерывных провокаций. Ни на день не смолкали ружейная стрельба и артиллерийская канонада. Рихард помнил дословно (у него была удивительная зрительная и умственная память: раз прочитанный текст он словно бы фотографировал глазами) приказ № 80 командарма Особой Дальневосточной армии Василия Блюхера:

"Все эти враждебные действия противной стороны нельзя рассматривать иначе, как сознательную провокацию. По-видимому, они замышляют нечто большее, чем творимое на КВЖД и налеты на границы. Ставя об этом в известность войска армии, я призываю всех к величайшей бдительности. Еще раз заявляю, что наше правительство и в данном конфликте придерживается неизменной политики мира и принимает все зависящие от него меры к разрешению его мирным путем. На провокации необходимо отвечать нашей выдержкой и спокойствием…".

В конце 1929 года Особая Дальневосточная задала китайским милитаристам и белогвардейцам такую трепку, что Чан Кайши вынужден был пойти на попятную. В январе 1930 года работа на дороге была восстановлена, начали курсировать товарные составы, пустили пассажирский поезд из Харбина на Владивосток. Но агрессорский угар по эту сторону границы еще далеко не развеялся. В Харбине, в местной белогвардейской газете, публиковались воинственные призывы некоего "Союза уничтожения СССР": "Мы должны направить карающую руку на Красную Россию".

Но нанкинские правители обратили свои силы не на север, а против освободительного движения в Южном и Центральном Китае — обширнейшей территории с многомиллионным населением.

"Нет, — думал Рихард, — сейчас вам, господа, не до "ударов по Москве"". Политическое чутье не обмануло его. Острота в пограничных с СССР районах постепенно сглаживалась, положение урегулировалось.

Назревали новые события. Мировой экономический кризис, сотрясавший Европу и Америку, докатился и в Китай. Работы было немало.

К этому времени полковник Джильберт занял кресло барона фон Колленберга — стал германским генеральным консулом в Шанхае. Но, как и прежде, исправно исполнял свои главные обязанности — военного шпиона. И, как прежде, охотно брал соотечественника-журналиста в поездки на военные китайско-немецкие полигоны в Ханькоу и Чанчуне. С его приятелем капитаном Меллендорфом Зорге ездил в Кайфын и Сиань, в чанкайшистские дивизии. В этих дивизиях, принимавших участие в операциях против освобожденных районов, советниками, а по существу — командирами частей и подразделений были офицеры рейхсвера.

— Стоит ли отдавать столько немецкой энергии обучению китайцев? — с удивленным видом интересовался журналист.

— Нам нужны их полигоны. А военные навыки пригодятся нам самим. Скоро пригодятся!

Карточка иностранного корреспондента, а особенно "дружба" с германским консулом и военными советниками открывали Рихарду доступ в такие места, куда любому другому иностранцу, да и знатному китайцу доступ был закрыт. Зорге побывал в Нанкине, Кантоне и Пекине, в северном и северо-восточном районах страны, во Внутренней Монголии. Он руководствовался принципом, который в юности изложил в письме другу военных лет Эриху Корренсу: "Сначала надо видеть необходимость, сущность явлений, видеть людей, а уж только потом выносить свое суждение".

На стене его комнаты висела карта Китая, на которую он наносил маршруты своих поездок. В конце года подсчитал: исколесил без малого десять тысяч километров. Что ж, он уже не новичок в этой стране, кое-что знает о ней…

Подходила пора выносить суждения…

Создание резидентуры