Рифтеры

Жизнь внутри жизни. Теперь она все видела и пора­жалась, как не поняла раньше. И концепция‑то не новая. Очень даже старая. Митохондрии – маленькие блохи, живущие в каждой клетке эукариота. Ныне они – жиз­ненно важные органеллы, биохимические аккумуляторы жизни, но миллиард лет назад были самостоятельными организмами, свободно живущими мелкими бактериями. Большая клетка поглотила их, но забыла прожевать – и вот они заключили сделку, большая клетка и малень­кая. Громила обеспечивал безопасную стабильную среду, а шустряк качал энергию для хозяина. Древняя неудача хищника обернулась первобытным симбиозом... и по сей день митохондрии хранят свои гены, воспроизводящиеся по собственному графику, внутри тела носителя.

Процесс шел по сей день. Бетагемот, например, завел такие же отношения с клетками некоторых существ, со­седствовавших с ним на глубине, обеспечил их избытком энергии, позволившим рыбе‑хозяину расти быстрее. Он рос и в клетках наземных животных – только с менее благотворными последствиями, но ведь, когда два ра­дикально отличающихся организма взаимодействуют в первый раз, без убытков не обойтись...

Ахилл пел вовсе не о блохах. Он пел об эндосимбиозе.

И у Сеппуку наверняка есть собственные блошки. Ме­ста более чем достаточно – все эти избыточные гены мо­гут кодировать сколько угодно вирусов или маскировать самоубийственные рецессивы. Сеппуку не просто убивал себя, сделав свое дело, – он рождал нового симбионта, возможно вирус, который поселялся в клетке хозяина. Он так эффективно заполнял нишу, что Бетагемот, по­пробовав вернуться, найдет только вывеску «Свободных мест нет».

Имелись ведь и своего рода прецеденты. Кое‑что Така помнила по курсу медицины. Малярию удалось победить, когда обыкновенные москиты проиграли быстро плодя­щемуся варианту, не переносившему плазмодии. СПИД перестал быть угрозой, когда мягкие штаммы превысили число смертельных. Хотя все это были пустяки, болезни, атаковавшие лишь горстку вида. Бетагемот же угрожал любой клетке с ядром: «ведьму» не победишь вакцина­цией всего человечества или заменой одного вида насе­комых другим. Единственное средство против Бетагемо­та – это заражение всей биосферы.

Сеппуку перекроит всю жизнь изнутри. И он может так сделать: его пробивная сила не снилась бедному ста­рому Бетагемоту. Чуть ли не вечность назад Ахилл вы­нудил ее вспомнить и об этом: ТНК способны к дупли­кации с современными нуклеиновыми кислотами. Они способны общаться с генами клетки‑хозяина, способны объединяться с ними. Это может изменить все и вся.

Если она не ошиблась – а, зависнув на краю жизни, она была уверена на все сто процентов – Сеппуку – не просто средство от Бетагемота. Это самый решительный эволюционный скачок со времен возникновения клет‑ ки‑эукариота. Решение настолько радикальное, что до него не додумались настройщики и модификаторы, не способные выйти за парадигму «жизни, какой мы ее зна­ем». Глубоководные ферменты, мучительная перестройка генов, позволившие Таке и ей подобным считать себя им­мунными, – не более чем импровизированные подпор­ки. Костыли, поддерживающие дряхлеющее тело после истечения срока годности. Люди слишком привязались к химическому конструктору, на котором миллиарды лет держалось их устройство. Ностальгия могла, в лучшем случае, оттянуть неизбежное.

Создатели Сеппуку оказались куда радикальнее. Они отбросили старые спецификации клеток и начали с нуля, переписывая саму химию живого, изменяя все виды эука‑ риотов на молекулярном уровне. Неудивительно, что его творцы держали свое детище в тайне: не надо жить в стра­не Мадонны, чтобы испугаться столь дерзкого решения. Люди всегда предпочитали иметь дело со знакомым дья­волом, даже если этот дьявол – Бетагемот. Люди просто не приняли бы мысль, что успеха нельзя добиться лишь мелкими поправками...

Така плохо представляла, как будет выглядеть этот успех. Возможно, замеченные ею странные новые на­секомые были его началом, ведь они вели быструю и короткую жизнь, сменяя по дюжине поколений за се­зон. Ахиллу так и не удалось сдержать Сеппуку, и дока­зательство тому – эти бодрые чудовищные букашки. Он заслонил от инфекции только человечество.

Впрочем, даже тут он обречен на поражение. Рано или поздно спаситель пустит корни во все живое, не ограни­чится членистоногими. Просто для существ, живущих в более медленном ритме, процесс займет больше времени. «Придет и наш черед», – подумала Така.

И гадала: как это будет работать? Как выиграть кон­куренцию с суперконкурентом? Грубой силой? Обыкно­венной клеточной прожорливостью, той же стратегией, которую Бетагемот обратил против биосферы версии 1.0? Станет ли новая жизнь гореть вдвое ярче и сгорать вдвое быстрее, станет ли вся планета быстрее двигаться, быст­рее думать, жить яростно и кратко, как поденки?