Палуба установки простирается на расстояние, равное половине площади городского квартала. На дальнем конце располагаются взлетно‑посадочная площадка для вертолетов с пристроенным к ней лифтом и огромный подъемный кран, которому подрезали сухожилия; он лежит поперек крыши, согнутый под каким‑то невероятным углом; его помятые стойки и поперечные балки слегка помялись от удара. Копёр, установленный ближе, выглядит относительно целым, пронзая небо, словно проволочный фаллос. Кларк останавливается в отбрасываемой им тени, заходит в кабинку, из которой когда‑то управляли платформой. Теперь это развалина прямоугольной формы, все четыре стены обрушены, а крыша и вовсе оторвана, валяется чуть дальше на палубе. Здесь раньше был пульт управления и электроника – Лени узнает очертания оплавленных приборов.
Разрушение настолько полное, что Кларк может просто перейти на главную палубу, переступив через остатки стены.
Все это пространство – видимость без всяких препятствий и помех – тревожит ее. В течение целых пяти лет она пряталась в тяжелой, успокаивающей темноте северной части Атлантического океана, но здесь, наверху... здесь взгляд простирается до самого горизонта. У Лени такое чувство, будто она нагая, как будто она мишень, видимая с любого расстояния.
На дальней стороне платформы она видит крохотную фигурку Лабина: тот стоит, опираясь спиной на ограждение. Кларк направляется к нему, обходя обломки и не обращая внимания на вьющийся над ней крикливый хоровод чаек. Приблизившись к краю, она справляется с внезапно нахлынувшим головокружением: перед ней расстилается архипелаг Сейбл – цепочка ничтожно малых песчаных пятнышек посреди бескрайнего океана. Ближайший островок, впрочем, выглядит довольно большим, его хребет покрыт коричневатой растительностью, а пологий песчаный берег тянется далеко на юг. Кларк кажется, что далеко‑далеко она видит какие‑то крошечные, беспорядочно движущиеся крапинки.
Лабин медленно поворачивает голову из стороны в сторону, смотря в бинокуляр. Внимательно изучает остров. Когда Кларк подходит к ограждению, Кен молчит.
– Ты знал их? – негромко спрашивает она.
– Не исключено. Я не знаю, кто был здесь, когда это случилось.
«Мне жаль», – едва не говорит она, но зачем?
– Может быть, они видели, что произойдет, – предположила она. – И успели спастись.
Он не сводит взгляда с береговой линии. Окуляры бинокля торчат трубчатыми антеннами.
– А разве не опасно стоять вот так, в открытую? – спрашивает Кларк.
Лабин пожимает плечами, проявляя удивительное, жуткое безразличие к опасности.
Лени пристально всматривается в береговую линию. Те самые движущиеся крапинки немного увеличились в размере: они похожи на каких‑то живых существ. Похоже, они движутся к платформе.
– А когда, по‑твоему, это произошло? – Ей почему‑ то кажется важным заставить его говорить.
– С последнего сигнала от них прошел год, – говорит он. – Платформу могли сжечь в любой момент за это время.
– Может, даже на прошлой неделе, – замечает Кларк.
Когда‑то их союзники более добросовестно подходили
к обмену сообщениями. Но даже так затянувшееся молчание не всегда что‑то значило. Для разговора приходилось ждать, когда никто тебя не слышит. Соблюдать предельную осторожность, чтобы не раскрыться. Контакты и корпов, и рифтеров и раньше время от времени замолкали. И даже сейчас, после годового молчания, можно было надеяться на то, что новости все‑таки придут. И это может произойти в любой день.
Только, разумеется, не сейчас. И не отсюда.
– Два месяца назад, – говорит Лабин. – По меньшей мере.
Она не спрашивает, откуда ему это известно. Только следит за берегом, который Кен так пристально изучает.
«О, Бог мой».
– Там ведь лошади, – удивленно шепчет она. – Дикие
Сейчас животные были настолько близко к ним, что их нельзя не заметить. Помимо воли в сознании Лени возникает видение: Алике в ее тюрьме на морском дне. Алике, говорящая:
«Интересно, – думает Кларк, – а что бы она сказала сейчас, видя этих диких животных».
Хотя, если подумать, это зрелище вряд ли так уж сильно впечатлило бы ее. Она же была дочкой корпа. Ей еще и восьми не исполнилось, а девочка, наверное, уже дважды совершила кругосветное путешествие. А возможно, у нее была и собственная лошадь.
Табун в панике несется вдоль песчаного берега. «Что они здесь делают?» – с удивлением думает Кларк. Сейбл трудно было назвать островом и до того, как поднявшееся море разделило его; он всегда был лишь чрезмерно разросшейся песчаной дюной, медленно ползущей под воздействием ветра и течений вдоль истощенных нефтяных месторождений шельфа. На этом конкретном острове не было ни деревьев, ни кустарников – только грива тростниковой травы, покрывавшая вершину каменной гряды, похожую на спинной хребет. Казалось невероятным, что такой крохотный кусочек земли может обеспечить жизнь таким большим животным.