— М-м-м-м. — Продолжая сверлить ее взглядом, Вебстер откинулся на спинку дивана, пробормотал: — Как знаете. Но учтите — правдивые ответы вам не повредят, напротив. — Тут же он быстро добавил: — В начале мая прошлого года вы вместе с фру Стефансен ездили в отпуск. Третьего мая сели на пароход, который шел в Копенгаген.
— Что же в этом противозаконного? Ха…
— Ничего. Но погодите. Куда вы направились из Копенгагена?
— Мальме, Гётеборг, Стокгольм, оттуда домой.
— В самом деле? Мне известно, что в Копенгагене вы получили у консула паспорта, чтобы поехать в Париж. И в этом тоже не было ничего противозаконного. Почему же вы держите это в тайне? Вы не говорите правду.
— Это личное дело.
— Только не для полиции. Вы вправе не отвечать на вопросы, но не вправе говорить неправду. Что вы делали в Париже?
— Ничего дурного. Посмотрели город, немного поразвлеклись. Нам не хотелось, чтобы дома узнали об этой поездке. Народ в поселке такой косный. Сразу обвинят в легкомыслии.
— М-м-м-м. Вы и фру Стефансен жили в разных гостиницах. Вам известно, где она жила и почему?
Фрекен Харм сказала название своей гостиницы, и Вебстер продолжал задавать вопросы, но тут она замкнулась, не пожелала больше отвечать. Задрала нос, надула губы, сделала кислую мину.
Тут Вебстер убрал записную книжку во внутренний карман пиджака, поднялся с важным видом и сухо произнес:
— Придется вам сейчас последовать со мной, фрекен Харм. Я вынужден арестовать вас. Дача ложных показаний. Серьезное дело, фрекен.
Лицо его было сурово, в душе же он улыбался над комедией, которую играл. Предъявил ордер на арест.
Результат не замедлил последовать. Фрекен Харм вскочила на ноги, закричала:
— О Боже, нет, вы с ума сошли? Не смейте трогать меня!
С визгом она забежала за стол и в страхе уставилась на полицейского, который молча смотрел на нее с непроницаемым видом.
Вебстер подошел к ней, сжал пальцами ее запястье:
— Сейчас же и отправимся.
Он сделал ударение на словах «сейчас же». Фрекен Харм упала на колени, взмолилась, рыдая:
— Боже мой, у меня скоро свадьба! О, господин Вебстер, я умоляю вас, не делайте этого, не делайте!
— Сядьте, — сказал Вебстер.
— О, господин Вебстер. Не делайте этого. Я боюсь.
Слова полились рекой… Фрекен Харм готовилась выйти замуж за человека, которого полюбила. Что, если ему вдруг станет известно про этот ужас? Она продолжала рассказывать о нем. Была ли она счастлива прежде? Никогда. Неужели Вебстер не пощадит ее? Она умоляла, обещала вести себя хорошо, сказать все, что знает, все до последней капли.
Вебстер в конце концов сжалился, поколебавшись для видимости, и услышал подтверждение того, что уже знал, плюс еще немало подробностей. Он все невозмутимо записал, кивая — дескать, все это ему известно. Необходимость вызывать фрекен Энген в качестве свидетеля отпала.
В половине восьмого он схватил такси и попросил водителя ехать как можно быстрее. Дело срочное, важное. Хотел было показать полицейскую бляху, но передумал. Не стоит зря привлекать внимание. Откинулся на сиденье, пробормотал:
— Доказательств все еще нет, но… Я думал, она знает больше.
17
Когда фру Стефансен открыла дверь, Вебстер услышал, как в прихожей зазвонил телефон. Отодвинув хозяйку в сторону, спокойно произнес:
— Это мне.
Взяв трубку, услышал возбужденный голос фрекен Харм:
— Это ты, Анина?
— Ну вот что, сидите там тихо, не то…
— О, Боже… — Фрекен Харм бросила трубку. Фру Стефансен первой вошла в гостиную, опираясь одной рукой на косяк, другую поднесла к полной груди. Вебстер живо последовал за ней, поддержал ее, помог сесть в кресло. Не раздумывая, открыл угловой шкаф и налил рюмку коньяка.
— Пейте, вам это нужно.
Она прижала ко лбу ладонь, смочила губы коньяком, растерянно посмотрела на Вебстера.
— Пейте до дна.
Она послушалась. Лицо мадонны порозовело. Она выпрямилась, сделала глубокий вдох. Вебстер медленно ходил взад-вперед по ковру, посматривая на хозяйку; ему было малость не по себе.
— Досадно, — пробормотал он. — Но ничего не поделаешь…
Громко произнес:
— Фру Стефансен, поверьте мне, лучше уж выложить все начистоту.
Он говорил твердо, но достаточно почтительно, будто сознавая, что дела ее плохи, однако не желая ее осуждать.
— У вас нет выхода. Нам многое стало известно.
Фру Стефансен привстала с кресла, как бы протестуя, но тут же села опять, повинуясь жесту руки Вебстера. Широкая ладонь его без слов давала понять — дескать, бросьте, нам все известно, все.
Откуда ей было знать, что этот полицейский, который прежде вел себя так сдержанно, не располагает ровным счетом никакими доказательствами. К тому же арест Стефансена, конфискация присвоенных им денег сильно поколебали ее позицию. Из самонадеянной особы, умеющей постоять за себя, она вдруг превратилась в маленького, растерянного, испуганного человека. Фру Стефансен была отнюдь не развязной гетерой, а красивой женщиной, способной на сильное искреннее чувство. Апломб и хитрость, которой хорошо владеют большинство женщин, теперь не могли ее выручить. Она сделала глубокий вдох и сказала:
— Я устала.