Риф, или Там, где разбивается счастье

То, что он отправлялся тем поездом, ехал прямиком в такую даль от нее, сообщило произошедшему неумолимую достоверность. Он уехал, он не вернется, и ее жизнь кончилась именно тогда, когда, как ей грезилось, только начиналась. На первых порах у нее не было сомнений в абсолютной неизбежности этого конца. Человек, покинувший ее дом осенним ранним утром, был не тот, кого она любила, а чужой, с которым у нее не было ни единой общей мысли. Действительно, ужасно, что у него было лицо и голос ее друга, и, пока он жил под одной с ней крышей, уже то, как он двигался и как выглядел, могло разом ликвидировать пропасть между ними. Несомненно, это была вина ее непомерной чувствительности к окружающему миру: она боялась увидеть, как он порабощает ее. День или два назад она думала, что самое глубокое ее чувство — это гордость; если у нее вызывала улыбку приверженность других к условностям, то потому, что это было банально, а не из-за их чрезмерной серьезности. Существовали вещи, унижающие достоинство, примириться с которыми ей не могло прийти в голову; и неизменно выше всего она ставила честность и справедливость.

Она предполагала, что, как только Дарроу уедет, как только она будет ограждена от опасности видеть и слышать его, это высокое представление о нем будет ей поддержкой. Она верила, что возможно отделить образ человека, каким он ей представлялся, от того человека, каким он был в действительности. Она даже предвидела час, когда сможет воздвигнуть скорбный алтарь памяти тому Дарроу, которого она любила, и не бояться, что тень двойника осквернит его. Но теперь она начала понимать, что эти двое на самом деле один человек. И Дарроу, которого она боготворила, неотделим от Дарроу, которого ненавидела; и неизбежным результатом было то, что оба должны исчезнуть, а она — остаться в пустыне скорби без воспоминаний…

Но если будущее зияло пустотой, то настоящее было слишком наполненным. Никогда несчастье не влекло за собой более сложных последствий; и помнить об Оуэне означало перестать думать о себе. Какой порыв, какие страхи заставили его внезапно уехать в Париж? И почему он решил скрыть от нее свое бегство? Когда Софи Вайнер уехала, было понимание, что он должен ждать ее вызова; казалось невероятным, чтобы он нарушил свое слово и отправился искать ее, не дождавшись позволения, если только интуиция влюбленного не предупредила его о некой новой опасности. Анна припомнила, как быстро он прочел тревогу на ее лице, когда бросился назад в ее гостиную с новостью, что мисс Вайнер обещала вновь увидеться с ним в Париже. Чтобы так быстро вспыхнуть, его подозрения должны были рассеяться не окончательно; и с того времени если она и Дарроу притворялись, то, безусловно, притворялся и он. Для ее гордой прямоты было унизительно думать, что они с Оуэном будут жить, как враги, шпионящие друг за другом: она отчаянно жаждала вернуться к прежней жизни — пусть та казалась тоскливой и ограниченной, зато можно было ходить с высоко поднятой головой и открытым взглядом.

Анна прибыла в Париж, не зная, чего ей опасаться, и еще меньше — как эту опасность предотвратить. Если Оуэн намеревался увидеться с мисс Вайнер, — а какая еще цель могла у него быть? — то наверняка они уже вместе и слишком поздно пытаться этому помешать. Больше того, Анне пришло в голову, что Париж мог не являться его конечной целью: истинной же целью его тайного отъезда из Живра было последовать за Дарроу в Лондон и добиться правды у него. Но подобное казалось маловероятным даже для ее встревоженного воображения. Она и Дарроу до последнего момента настолько совершенно изображали мир и согласие, что о чем бы Оуэн ни догадывался, он вряд ли рискнул бы действовать, основываясь на своих подозрениях. Если бы он все еще чувствовал необходимость объяснений, то почти наверняка потребовал бы их от Софи Вайнер; на ее-то поиски Анна и отправила мисс Пейнтер.

В невозмутимом Аделаидином неведении она нашла благословенное убежище от своих трудностей. Можно было абсолютно рассчитывать, что мисс Пейнтер, не проявляя догадливости сверх тех пределов, которые ей установишь, будет все же действовать проницательно, основываясь на крупицах полученных намеков. Она была как хорошо натасканная охотничья собака, чей интерес к добыче пропадает, стоит принести ту к ногам хозяина. Как объяснила Анна по приезде, скрытное бегство Оуэна пугает ее тем, что могут возникнуть новые недоразумения между ним и мисс Вайнер. По ее мнению, ради мира в их отношениях лучше всего было последовать за ним; но она поспешно добавила, что не желает видеть Софи, а только, если возможно, хотела бы узнать от нее, где Оуэн. С такими инструкциями мисс Пейнтер и отправилась в путь; но она была женщина занятая и дала понять гостье, что до возвращения должна еще навестить подругу, только что приехавшую из Бостона, а после этого отослать другой соотечественнице в изгнании настоящие американские клюкву и персики из американского магазина на Елисейских Полях.