Риф, или Там, где разбивается счастье

Когда дверь за ним закрылась, она поразилась его бледному взволнованному лицу и в порыве раскаяния спросила:

— Ты пришел узнать, почему я не поговорила с бабушкой?

Он оглядел комнату взглядом, несколько напоминающим взгляд Софи Вайнер накануне вечером, затем блестящими глазами посмотрел на нее:

— Я поговорил с ней сам.

— Поговорил с ней? — недоверчиво спросила Анна. — Когда?

— Только что. И пришел к тебе прямо от нее.

Первым чувством Анны была досада. Действительно, было нечто комически нелепое в том, как юноша, страстно желающий вступить в обязанности взрослого мужчины, по-мальчишески поддался порыву. Она взглянула на него с едва скрываемым удовольствием:

— Ты просил меня помочь тебе, и я обещала. Вряд ли стоило придумывать такой тщательный план, если ты намеревался действовать самостоятельно, не предупредив меня.

— Не говори со мной таким тоном! — взорвался он.

— Таким тоном? Каким тоном? — Она внимательно посмотрела на его дрожащее лицо. — Собственно, — продолжала она, все еще чуть ли не смеясь, — я с большим основанием могла бы попросить о том же самом тебя.

Оуэн покраснел и неожиданно успокоился.

— Я имел в виду, что был вынужден сказать ей, только и всего. Ты не оставляешь мне возможности объяснить…

Она с нежностью посмотрела на него, сама немного удивленная своей раздражительностью.

— Оуэн! Разве я постоянно не стараюсь, чтобы ты получил такую возможность? Поэтому мне и хотелось первой поговорить с твоей бабушкой… и я выжидала удобного момента…

— Удобного момента? И я тоже. Поэтому и заговорил с ней. — Он снова повысил голос, ставший резким и напряженным.

Его мачеха отвернулась и села в уголке дивана.

— Дорогой, ну о чем мы спорим! Ты снял груз с моих плеч. Садись и расскажи мне все.

Он нерешительно остановился перед ней, сказал:

— Я не могу сидеть.

— Тогда ходи. Только расскажи мне: я сгораю от нетерпения.

В ответ он бросился в кресло, стоявшее рядом с ней, мгновение сидел, ничего не говоря, вытянув ноги и закинув руки за голову. Анна, не сводя глаз с его лица, спокойно ждала, когда он заговорит.

— Так вот… конечно, именно такой реакции и можно было ожидать.

— Хочешь сказать, она восприняла это так плохо?

— Каких только доводов не прозвучало, вся тяжелая артиллерия была пущена в ход: отец, Живр, мсье де Шантель, королевская власть и церковь. Даже бедная моя матушка была вызвана из забвения и вооружена воображаемым протестом.

Анна сочувственно вздохнула:

— Ну… ты же был готов ко всему этому?

— Думал, что готов, пока не услышал ее. И потом, это звучало так невероятно глупо, что я не выдержал и так и сказал ей.

— Ох, Оуэн… Оуэн.

— Да, знаю. Я поступил как дурак; но я ничего не мог с собой поделать.

— И наверно, смертельно обидел ее? Именно это я и хотела предотвратить. — Она положила руку ему на плечо. — Несносный мальчишка, не дождался, не дал мне замолвить слово за тебя!

Он слегка отстранился, так что ее рука соскользнула с его плеча.

— Ты не понимаешь, — сказал он, хмурясь.

— Не представляю, как я могу понять, пока ты не объяснишь. Если решил, что пришло время рассказать бабушке, почему было не попросить меня сделать это? У меня были свои причины выжидать; но если бы ты попросил меня, я, естественно, поговорила бы с ней.

Он уклонился от ее предложения объясниться, неожиданно свернув на другое:

— И какие у тебя были причины выжидать?

Анна ответила не сразу. Под испытующим взглядом пасынка ей было немного не по себе.

— Я чувствовала, что мой подход… Хотелось быть абсолютно уверенной…

— Уверенной в чем?

Неуловимо запнувшись, она ответила:

— Просто в убедительности нашей позиции.

— Но ты сказала — на днях, когда мы разговаривали об этом перед их возвращением из Уши, — что уверена.

— Дорогой мой, или ты думаешь, что в столь сложном деле каждый день, каждый час в той или иной степени не меняет самую твердую уверенность!

— Именно к этому я и веду. Я хочу знать, что изменило твою.

Она раздраженно переменила позу:

— Какое это теперь имеет значение, когда дело сделано? Не знаю, как бы я могла объяснить…

Он вскочил на ноги и стоял, глядя на нее и мучительно хмуря лоб.

— Но это совершенно необходимо — чтобы ты могла найти какое-нибудь объяснение.

Сказано это было таким тоном, что она потеряла терпение:

— Нет необходимости вообще как-то объяснять тебе, поскольку ты взял дело в свои руки. Все, что я могу сказать, — это что я пыталась помочь тебе: ни о чем другом я и не думала. — Она помолчала, потом добавила: — Если сомневаешься, тогда ты поступил правильно.

— Я никогда не сомневался в тебе! — возразил он с легким ударением на слове «тебе». Он перестал хмуриться, и на его лице вновь появилось выражение доверия. — Не обижайся, если… если тебе показалось, что я несправедлив, — продолжал он. — Я тоже ничего не могу объяснить… все так запутано, правда? Вот почему я подумал, что лучше сказать ей сразу; или, скорее, почему вообще не думал, а просто неожиданно выложил все…

Анна тоже примирительно посмотрела на него:

— Теперь не имеет большого значения как и почему. Вопрос в том, что делать с бабушкой. Ты не сказал мне, что она намерена предпринять.