Риф яркости

Маленький корабль устремился в новом направлении, Сверкающая гора осталась позади, внизу расстилалась сверкающая белизна, известная как Равнина Режущего Песка. Долго внизу проносились низкие дюны, разворачиваясь в созданном ветром совершенстве. Ларк не видел караванов, бредущих по сверкающей пустыне, доставляя почту или товары в изолированные поселки в Долине. Но никто и не посмеет преодолевать эту жгучую пустыню днем. Внизу есть скрытые убежища, где путники ожидают наступления ночи. И эти убежища даже лучи Кунна не могут отыскать в блестящих просторах.

Но бледное сияние померкло перед очередным внезапным превращением, когда машина миновала пески и оказалась над Спектральным потоком – расплывающейся мешаниной таких ярких цветов, что у Ларка заболели глаза. Линг и Беш пытались всматриваться, заслоняя глаза руками, но наконец сдались, а Кунн мрачно бормотал, глядя на вспышки статики на экране. Ларк боролся с естественным стремлением сощуриться, стараясь напротив сфокусировать зрение. Двер как-то объяснил ему, что это единственный способ увидеть что-то в царстве экзотических кристаллов, которые отбрасывают прозрачные сверкающие тени.

Это было вскоре после того, как Двер получил звание мастера охотника и вернулся домой, присоединившись к Ларку и Саре у постели больной матери. Он рассказал об этом Ларку во время ее болезни, которая унесла ее и буквально за одну ночь превратила Нело в старика. Последнюю неделю Медина ничего не ела и почти ничего не пила. От двух старших детей, в которых она души не чаяла, став в Доло женой бумажника, она как будто ничего не ждала. Но зато поглощала рассказы младшего о его странствиях, о том, что он видел, слышал и ощущал в далеких уголках Склона, где мало кто бывал. Ларк помнил ревнивое и болезненное чувство, когда видел, какое утешение приносят матери рассказы Двера в ее последние часы. Потом он бранил себя за такие недостойные мысли.

Воспоминание возникло внезапно, очевидно, вызванное яркими цветами внизу.

Некоторые легковерные среди Шести говорят, что слои ядовитого камня обладают волшебными свойствами, полученными за эпохи воздействия вулканических выделений. Эти выделения они называют “кровью матери Джиджо”. В этот момент Ларк готов был согласиться с таким суеверием, настолько поразило его сверхъестественное ощущение знакомости. Словно он уже был здесь много лет назад.

При этой мысли глаза его как будто приспособились, раскрылись, и он увидел, как крутящиеся цвета превратились в воображаемые каньоны, вымышленные долины, призрачные города и даже целые фантомные цивилизации, огромней забытых городов буйуров…

Но не успел он опомниться, как иллюзии неожиданно кончились: Спектральный поток устремился в море. Беш снова затормозила машину, и вскоре царство цветов исчезло как сон, сменившись нормальной пустыней обветренного вулканического камня.

Полоска прибоя напоминала сказочное шоссе, ведущее в неведомые земли. Ларк расстегнул пояс и пересел через проход, чтобы видеть великий океан. Какой огромный, подумал он. Однако это ничто по сравнению с просторами, которые, не задумываясь, преодолевали Линг и ее спутники. Ларк всматривался в надежде увидеть замаскированный мусорный корабль, с его ловящими ветер наклонными парусами и грузом священных контейнеров, которые он везет к месту их окончательного упокоения. С этой высоты он может увидеть даже Помойку, темно-синие воды забвения, заполняющие такую глубокую впадину, что она способна принять отходы десятка могучих цивилизаций и подарить им блаженство забвения.

Ни в одном путешествии в поисках данных для своих вечно голодных схем Ларк не заходил так далеко. Даже привычным взглядом он отыскивал мало следов обитания разумных существ – рыбачья деревушка хунов, гнездовье красных квуэнов под навесом скал. Конечно, при такой скорости за то время, что пересаживаешься от окна к окну, внизу может промелькнуть что-то важное. А Ларк постоянно пересаживался, когда Беш поворачивала корабль, нацеливая инструменты на сушу и море.

Даже эти немногие признаки обитания исчезли, когда они добрались до Трещины, пролетев несколько сотен полетов стрелы к западу от далекой, в форме ножа, Окончательной скалы.

Здесь сушу делили могучие утесы и глубокие подводные каньоны. Извилистые мысы чередовались с кажущимися бездонными пальцами темного моря, словно какие-то гигантские когти провели параллельные борозды почти точно в направлении на восток, образуя непреодолимый природный барьер. Жизнь за этой границей превращала вас в преступника, проклятого мудрецами и Святым Яйцом. Но флаер чужаков стремительно миновал царство зубчатых утесов и пропастей между ними, словно это рытвины на хорошо изъезженной дороге.