– Но директор, – продолжала возмущаться Макгонагалл, – это не укладывается ни в какие рамки! Приказ министра…
– Вот-вот, – оборвал профессора Ричард. – Возмутительно! Двенадцатилетний мальчик впервые в истории планеты Земля номинирован на Нобелевскую премию. Самый юный номинант, причем из Великобритании. Событие мирового уровня. А заместитель директора школы не отпускает его на это мероприятие, словно не желает, чтобы её страна блистала на мировой арене. И, чтобы туда попасть, приходится обратиться к самому Министру Магии. Кошмар!
Макгонагалл задохнулась от возмущения. Её щеки покрылись красными пятнами. Казалось, она готова выпустить когти и порезать дерзкого мальчишку на ленточки.
– Мистер Гросвенор, – с неодобрением покачал головой Дамблдор, – проявите уважение к профессорам. Всё можно было решить гораздо проще. В следующий раз просто приходите ко мне.
– Как скажете, директор, – спокойно ответил Гросвенор.
– Раз вы закончили, то нам пора, – сказала мадам Хмелрик.
Вручение Нобелевских премий традиционно проходило в Шведской королевской академии наук, расположенной в Стокгольме. Появление среди лауреатов двенадцатилетнего мальчика вызвало нешуточный ажиотаж. Остальные лауреаты практически все были пожилыми мужчинами с седыми волосами.
Ведущий оглашал имя очередного лаурета, тот выходил на сцену, получал грамоту из рук короля Швеции. И так шел поток лауретов, пока не дошла очередь до самого молодого из них.
Премию за открытие способа получения графена вручили двоим – Ричарду Гросвенору и Ричарду Робертсу, тому самому профессору, который первым забрал кусочек скотча из рук Ричи.
На приёме в качестве почетных гостей присутствовали Елизавета Вторая и герцог Вестминстерский (отец мальчика).
Робертс сиял от счастья, как начищенный до блеска галлеон. Он стоял рядом с юным Гросвенором и чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
Король Швеции, Карл Шестнадцатый Густав, седовласый мужчина с залысиной на лбу и в узких очках, выглядел интеллигентно. Он долго тряс руку Ричарда.
– Молодой человек, так держать, – на английском языке напутствовал Густав. – Это невероятное достижение! Слышал, вы собираетесь покорять космос?
– Да, Ваше Величество, – вежливо ответил Ричард.
Король Швеции не удержался и вопреки регламента спросил, правда, шутливым тоном:
– Как любопытно. Не поделитесь, каких ещё открытий от вас можно ожидать?
– Ваше Величество, в моей научной лаборатории в настоящий момент полным ходом идет монтаж миниатюрного ускорителя частиц, – Ричард перешёл на такой же шутливый тон: – Могу сказать вам главное число вселенной… Но только на ушко.
Краешки губ Густава дернулись вверх. Он сохранил внимательный вид и сказал:
– Интересно будет услышать.
– Сто двадцать пять, – совсем не шёпотом, даже, наоборот, громко произнес Гросвенор-младший.
– Сто двадцать пять? – с недоумением вздернул брови король Карл Шестнадцатый.
Убеленные сединами учёные, глядя на мальчика, заулыбались. Стоящий рядом профессор Робертс и вовсе лыбился во всю ширину рта.
– Да, – с серьёзным видом кивнул Ричард. – Сто двадцать пять гигаэлектронвольт.
Четверть ученых, собравшихся в зале приемов Нобелевского банкета, внезапно перестали улыбаться. Лица физиков, понявших, о чём идёт речь, от изумления вытянулись. Глаза многих из них полезли из орбит.
Один из учёных не выдержал и воскликнул:
– Да не может быть! Это бред! Где выкладки, результаты исследований?
На это Ричи лишь хитро прищурился, но, разглядев лёгкое осуждение во взгляде Елизаветы Второй, он больше не стал говорить ничего провокационного. Лишь на прощанье подмигнул физику, который возмущался. Естественно, это видели все, кто в этот момент смотрел на сцену.
– Простите, Ваше Величество, – изобразив на лице извинение, Ричард обратился к королю Швеции. – Надеюсь, никто не обидится, если я не останусь на банкет, а то мне нужно вернуться в школу?
Густав не удержался. Банкетный зал огласил его задорный смех. За ним не выдержали и другие. По залу разнеслась волна смеха. Многие физики, да что там, все они посчитали, что мальчик пошутил насчёт массы бозона Хиггса. Ведь в 1992 году ещё не было ничего известно о его массе. До открытия при нормальном развитии событий оставалось несколько десятилетий.