20 апреля Эдуард IV был погребен в часовне Святого Георгия в Виндзоре. На церемонии Вудвиллы — сэр Ричард, сэр Эдуард, Лайонел, епископ Солсберийский и Томас Грей, маркиз Дорсетский — склонились в молитве рядом с лордами Хейстингсом, Стэнли, Одли и Хауэрдом. Здесь же присутствовали лорд Феррес Чартлейский и придворный церемониймейстер Уильям Колинборн, сэр Джон Чейни[107] и Джон Мортон, епископ Илийский. Однако ведущих актеров драмы, готовой вот-вот начаться, среди придворных не было. За 200 километров к северо-западу от Виндзора, в замке Ладлоу под надзором своего дяди и воспитателя Энтони Вудвилла, графа Риверса, жил двенадцатилетний принц Эдуард, ставший полторы недели назад королем Эдуардом V. В своих уэльских поместьях находился Генри Стаффорд, герцог Бакингемский. И далеко на севере, за 400 километров от Виндзора, в замке Миддлхэм, готовился противостоять стремительно развивавшимся событиям единственный выживший брат покойного короля и дядя нового — Ричард, герцог Глостерский.
Хотя Глостер предсмертной волей короля был назначен протектором, королева Элизабет уничтожила исправленное завещание и надеялась перехватить власть над королевством. Английские обычаи тех времен не одобряли назначения матери малолетнего короля регентшей, и следовательно, действовать надо было по-другому. Королева и маркиз от имени Эдуарда V немедля созвали советников покойного короля. Первое предложение Вудвиллов казалось безобидным — для того чтобы колеса правосудия не буксовали, нужно повторно назначить судей суда королевской скамьи и общегражданских исков на их места. Это не вызвало никаких возражений. Затем в присутствии королевы, как будто она уже была утверждена регентшей, маркиз Дорсетский стал настоятельно призывать к усилению мер по защите королевства. Поскольку уже многие недели Ла-Манш терроризировали французские флибустьеры, он предложил снарядить флот для защиты прибрежных городов и торгового судоходства. Это инициатива также быстро нашла поддержку, причем Дорсету удалось продвинуть на должность командующего флотом из двадцати судов своего дядю сэра Эдуарда Вудвилла, который сразу же приступил к снаряжению кораблей и назначению на них своих людей. Сам маркиз, будучи констеблем Тауэра, взял под свой контроль крупнейший оружейный склад страны и богатые сокровища, накопленные Эдуардом IV.
Королева и ее старший сын чувствовали себя в совете настолько уверенно, что принялись назначать уполномоченных в комиссии графств по сбору налога на иностранцев, принятому последним парламентом. Далее наступил момент для решающего хода. Маркиз заявил, что неопределенность во власти вносит смятение в души простых людей, а посему Эдуард V должен быть коронован как можно скорее. Он предложил провести церемонию в воскресенье 4 мая. Члены совета решили не ждать прибытия герцога Глостерского и большинством голосов согласились с предложенной датой. Короля уведомили, что ему необходимо прибыть в столицу 1 мая.
Были, однако, в совете те, кто не одобрял подобной торопливости и предпочитал подождать дядю молодого короля, по понятным причинам весьма заинтересованного в том, чтобы присутствовать при принятии и при исполнении таких важных решений. Их тревожил масштаб амбиций Вудвиллов, которых те практически не скрывали, а также безрассудное стремление полностью игнорировать волю покойного короля. Эти лорды, среди которых самым влиятельным был Хейстингс, считали, что дяди и братья короля по материнской линии должны быть отстранены от опеки над Эдуардом V. При этом они прекрасно понимали, что отстранить родственников королевы будет тем сложнее, чем мощнее окажется эскорт, сопровождающий короля в Лондон. Вудвиллы пытались отделаться общим замечанием, что численность эскорта оставлена на усмотрение самого короля. Однако всем было ясно, что на деле решение будет принимать граф Риверс. Для Хейстингса это казалось неприемлемым. Лорд-камергер заявил, что если эскорт не будет ограничен, то он немедленно удалится в Кале. Гарнизон этого города представлял собой значимую военную силу, и угроза оказала свое действие на Вудвиллов. Они согласились ограничить эскорт двумя тысячами человек. Против этого Хейстингс не возражал, поскольку противникам партии королевы не составило бы труда в случае необходимости собрать такой же отряд.